Глава 7

Джон Малхирн натянул хлопчатобумажные носки, завязал шнурки и направился в тренировочный зал института HEAR – спортивно-оздоровительной клиники в Ред-Хуке, штат Нью-Джерси, недалеко от его дома в Рамсоне. Малхирн был полон решимости вернуть себе прежнюю физическую форму. Ему претила мысль о превращении в толстяка средних лет.

Рядом с ним, лежа на скамье, поднимал штангу рок-певец Брюс Спрингстин. Он выглядит великолепно, подумал Малхирн. Когда Малхирн видел Спрингстина в последний раз, это был типичный 35-летний мужчина, довольно стройный и немного полноватый. Теперь тот выглядел, что твой Рокки Бальбоа. Малхирн не был близко знаком со Спрингстином, но, увидев произошедшую с ним перемену, почувствовал еще большее отвращение к себе.

Малхирн, как и Марти Сигел, приносил большую часть доходов своей фирмы, Spear Leeds, что не лучшим образом сказывалось на его психическом состоянии. До сих пор ход событий текущего, 1984, года походил на катание на американских горках: в его начале состоялась прибыльная сделка с Gulf, потом была ужасная весна, а затем снова произошел подъем летом. Но Малхирн чувствовал, что близок к умопомешательству. Чтобы дойти до такого состояния, потребовался не год и не два, но теперь он знал, что представляет собой клинический случай маниакально-депрессивного психоза. Он почти всегда был, что называется, на взводе. Переполняемый энергией, он тратил мало времени на сон и занимался многими вещами – от попоек и вечеринок до биржевых спекуляций, – ни в чем не зная меры. Психотропный препарат на основе лития помогал ему справляться со стрессом, но раз в четыре года (по его собственным наблюдениям) наступало своего рода помрачение, когда время от времени его охватывало темное, саморазрушительное настроение, длившееся несколько дней. В такие дни Малхирн часто подумывал о самоубийстве. Тем летом он почувствовал приближение такого настроения. Он все больше и больше терял интерес к появлению на работе в Spear Leeds.

Однажды в августе он услышал крик своей жены Нэнси. Он бросился к ней и увидел в бассейне погруженное в воду тело полуторагодовалого приемного сына. Когда Малхирн, работавший в свое время спасателем на пляже, вытащил ребенка из воды, тот не дышал. Осторожно, стараясь не причинить вреда легким младенца, он начал делать искусственное дыхание способом рот в рот. Эта мера оказалась успешной, и Малхирны отвезли ребенка в больницу. Спустя четыре дня малыш снова был в норме.

Ужасный эпизод стал для Малхирна настоящим ударом. Он понимал, что, если бы его в тот день не оказалось дома, его сын бы умер. На следующий день он явился в офис Spear Leeds и заявил другим партнерам: «Больше я на работу не приду».

Имея теперь уйму свободного времени, Малхирн занялся физическим самосовершенствованием и обнаружил, что у него много общего со Спрингстином. С одной стороны, в Рамсоне было мало таких, как они, 35-летних мужчин, которые могли позволить себе проводить большую часть дня в тренировочном зале. Им, к тому же, не надо было рано вставать. Спрингстин любил вставать поздно, а Малхирн едва ли спал вообще. Малхирн любил музыку; он был поклонником Спрингстина задолго до того, как этот поэт, композитор и исполнитель стал звездой национального масштаба. Музыкальные пристрастия Малхирна охватывали даже рэп, что среди белых в то время было редкостью. Спрингстин, как и Малхирн, занимался спортом с энтузиазмом. Он тоже считал, что если что-то стоит того, чтобы это делать, то делать это надо, что называется, на полную катушку. Поэтому они начали кататься на водных мотоциклах в Атлантическом океане вдоль той части побережья, где находился пляжный клуб Малхирна, купленный как вложение капитала. Они брали с собой семьи и совершали лыжные прогулки в Скалистых горах. Вскоре Малхирн считал Спрингстина своим лучшим другом.

На следующий день после ухода Малхирна из Spear Leeds ему позвонил Боски. «Зачем ты это сделал?» – угрюмо спросил он. Объяснение Малхирна определенно не вызвало у него сочувствия; его явно беспокоила потеря источника сведений о рынке как раз в то время, когда от него стал отдаляться Сигел. Больше Боски не звонил ему до тех пор, пока не поползли слухи, что одна из сделок Пикенса в опасности. Боски позвонил Малхирну, убежденный, что тот по-прежнему общается со своим другом Пикенсом. «Что происходит?» – требовательно спросил Боски. «Понятия не имею», – ответил Малхирн. Боски разразился громкой бранью и потребовал, чтобы Малхирн связался с Пикенсом.

Другие финансисты с Уолл-стрит постоянно звонили Малхирну, настаивая, чтобы он вернулся к работе. Алан С. («Ас») Гринберг, глава Bear, Stearns&Co., сделал энергичную попытку нанять Малхирна. Но Малхирн отвечал на все звонки отказом, предпочитая кое-как заниматься недвижимостью да резвиться со Спрингстином. Но когда в 1985 году Спрингстин начал подготовку к своему турне «Рожденный в США», Малхирн забеспокоился: ведь Спрингстин скоро уедет из города и станет недосягаем. Малхирн начал скучать по возбуждению от прежнего бизнеса.

Состоятельная семья Белзбергов предложила Малхирну содействие в организации собственной инвестиционной компании, и он не смог противиться. Он начал искать инвесторов и в результате собрал капитал в 65 млн. долларов. Фирма была названа Jamie Securities. Он связался с Боски, который дал ему ряд советов по привлечению финансовых ресурсов. Малхирн постоянно информировал Боски о ходе организации компании и своих будущих партнерах. Боски вдруг снова стал его другом, и простодушный Малхирн был так же полон желания ему угодить, как и прежде.

Как только в июле 1985 года Jamie Securities начала свою работу, с Малхирном связался Боски, который был хорошо осведомлен о том, что у его друга есть солидный «свежий» капитал, еще не пущенный в оборот. Боски сказал Малхирну, что он «мобилизует наличность» и хочет продать ему часть акций из своего портфеля. Возьмет ли их Малхирн, и если да, то сколько? Малхирн, радуясь возможности оказать услугу Боски, ответил, что купит на 10 млн. долларов.

Боски поручил своему главному трейдеру Майклу Давидоффу связаться с Малхирном и организовать продажу. «Айвен сказал, что вы готовы пойти нам навстречу», – начал Давидофф, после чего попросил Малхирна купить у Боски 330 000 акций Unocal. Тот согласился.

«О'кей, – продолжал Давидофф. – Я продам их вам, но может случиться так, что я захочу их выкупить. И это не причинит вам убытков. Вы не потеряете денег». Внезапно Малхирн понял, как все задумано: Боски хочет «припарковать» свою позицию Unocal у него, чтобы внешне все выглядело так, будто Малхирн ею владеет. При этом Боски возьмет на себя риск всех возможных потерь, но и вся прибыль будет доставаться только ему. Малхирн был отнюдь не в восторге от такой перспективы.

«Меня это не устраивает, – сказал Малхирн. – Я таких сделок не заключаю. Если я не буду рисковать на рынке, я не куплю».

«Ладно, большое спасибо, пусть будет по-вашему», – ответил Давидофф, которому требовалось совершить продажу во что бы то ни стало. Позднее, когда акции Unocal упали в цене и оказалось, что Малхирн понес убытки, исчислявшиеся сотнями тысяч долларов, один из его коллег спросил его, почему он держал позицию. «Это одолжение для Айвена, – ответил Малхирн. – Не беспокойся об этом».

Несмотря на такие просьбы, у Малхирна не было ощущения, что Боски его использует. Он полагал, что Уолл-стрит представляет собой одну большую сеть взаимных услуг. Услуги обычно оплачивались так называемыми «мягкими долларами» – другими услугами. Когда Малхирн хотел заплатить Боски за полезные сведения, он проводил больше сделок через Seemala – брокерско-дилерскую организацию Боски, торговавшую на Нью-Йоркской фондовой бирже.

Когда Боски просил об очередном одолжении, Малхирн особенно не задумывался о его мотивах. Но для него не являлось тайной, что Боски в силу громадных размеров своих позиций и непрестанных поисков все более прибыльных возможностей использования рычага для биржевой игры постоянно находится на грани нарушения нормативов соотношения собственного и привлеченного капитала.

Боски и многие другие арбитражеры всегда относились к этим нормативам с плохо скрываемым презрением. Его коллеги, Конуэй и особенно Мурадян, карьера которого чуть не пошла под откос после того, как он был наказан за превышение норматива соотношения собственных и привлеченных средств, относились к закону гораздо серьезнее и пытались удерживать Боски в его рамках. Они даже дошли до того, что разработали так называемый «коэффициент выдумки», который преувеличивал реальный объем привлеченных средств, используемых Боски для биржевой игры, с тем чтобы попытаться удержать его в границах дозволенного.

В 1985 году, однако, когда количество сделок по слиянию возросло, в результате чего стало больше благоприятных возможностей для арбитража, становилось все труднее удерживать Боски в рамках действующих ограничений. В конце концов Конуэй летом отправил Боски гневную докладную записку: «Вы по-прежнему почти не считаетесь как с нормативами соотношения собственных и привлеченных средств, так и с необходимостью соблюдения условий заключенных нами договоров о займе… Мы идем по пути самоуничтожения, который приведет нас к полной невозможности мобилизации капитала за счет обыкновенных акций или долговых инструментов… Вы рискуете всем, в том числе и вашей репутацией, избрав стратегию бизнеса, которую в данном случае можно охарактеризовать только как безрассудную. Мы должны как можно скорее уменьшить размер портфеля ценных бумаг. Мы должны поддерживать размер собственного капитала на уровне как минимум 15 млн. долларов… Мы сидим на бомбе с часовым механизмом, которая оставляет нам всего 18 дней до того, как начнут действовать положения об ответственности в случае неисполнения условий договоров о займе. Вы должны незамедлительно принять все необходимые меры для исправления ситуации».

Боски, несомненно, мог решить проблему немедленно, продав часть своих позиций. Но акции продолжали подниматься в цене, и такой шаг, по его мнению, был равносилен безумию. Поэтому он снова велел Давидоффу позвонить Малхирну.

«Мы нуждаемся в услуге», – сказал Давидофф.

«В чем она заключается?» – спросил Малхирн.

«Видите ли, у нас много акций. Вы можете приобрести часть на свой выбор». Малхирн остановился на больших позициях трех компаний: Storer Communications, находившейся в то время на последней стадии битвы с KKR, Boise Cascade, часто упоминавшейся в разговорах как мишень поглощения, и Warner Communications. Подразумевалось, что Боски выкупит их обратно позднее. «Риск мы берем на себя», – сказал Давидофф, как и при обсуждении позиции Unocal. «Я уже говорил вам, – заметил Малхирн, – что не совершаю сделок такого рода. Я большой мальчик и принимаю риск на себя, поскольку то, что предлагаете вы, противозаконно».

Теперь бухгалтерские книги Боски за вычетом позиций, купленных Малхирном, свидетельствовали о том, что он не нарушает регулирующие и долговые требования. Однако Боски по-прежнему считал акции, «припаркованные» у Малхирна, «своими»„и ликовал, потому что акции Warner продолжали расти в цене. Когда прибыль по приобретенной Малхирном позиции Warner достигла 500 000 долларов, Давидофф позвонил снова. «Это становится проблемой», – сказал он.

«О, нет, – ответил Малхирн. – Это становится проблемой для вас. Для меня это прибыль».

Давидофф забеспокоился: «Вы хотите сказать, что нам от этого ничего не перепадет?»

«Я этого не сказал, – ответил Малхирн. – Я просто говорю вам, чьи это позиции и кто ими распоряжается». Когда Малхирн в конце концов продал Боски позицию Warner обратно, он получил прибыль в размере 1,7 млн. долларов, что, по мнению Боски, означало, что Малхирн должен ему деньги.

Позднее в том году, после ряда подобных инцидентов с другими акциями, Малхирну позвонил Боски. Несмотря на прежнее заявление Малхирна о том, что акциями владеет он сам, между собеседниками вскоре завязалась дискуссия на предмет того, как Малхирн будет расплачиваться с Боски. «Знаешь ли, ты сделал на этом деньги и все оставил себе. Это можно как-то уладить? С тобой все это время говорил Майкл ».

«Знаю».

«Тебе не кажется, что ты нам кое-что должен?»

«Не знаю. Не уверен», – ответил Малхирн.

«Ладно, не выпишешь ли мне чек?» – спросил Боски.

«Ни в коем случае, – огрызнулся Малхирн. – Денег ты от меня вообще не получишь – ни чеков, ни наличных».

«Как это понимать?» – спросил Боски.

«Я рассчитаюсь с тобой иным образом. Я буду делиться с тобой идеями. Я буду совершать через тебя больше брокерских операций. Я, как это принято в подобных случаях, буду оказывать тебе разного рода „мягкие“ услуги».

Боски согласился, и со временем Малхирн выполнил свое обещание. Когда Боски послал Малхирну счета за брокерские услуги Seemala, тот завысил их сумму в десять раз. В других случаях Малхирн просто добавлял большую сумму денег к платежу. Наконец Боски решил, что они в расчете. Завышение комиссионных вознаграждений прекратилось, но обмен взаимными «услугами» продолжался.

Вскоре после приобретения позиции в Unocal Боски позвонил Малхирну и попросил еще об одной услуге. Альбом «Рожденный в США» превратил Спрингстина в суперзвезду. Его турне стало событием года в рок-музыке, и билеты на его концерт на стадионе «Джайентс стейдиэм» в Нью-Джерси Медоулендс были распроданы мгновенно. Боски хотел получить билеты для своих детей. Несмотря на то, что Спрингстин был теперь близким другом Малхирна, он никогда не просил у Спрингстина бесплатных билетов на его концерты. Он никогда не пытался воспользоваться известностью Спрингстина.

«Айвен, я не стану просить билеты у Спрингстина, – сказал Малхирн. – Это то, чего я никогда не делал и делать не стану. Но если тебе нужны билеты, я могу купить их у спекулянта, и тебе придется платить. Они обойдутся недешево».

«Тогда купи их, – сказал Боски. – Мне все равно, сколько они стоят».

На следующий день Малхирн позвонил Боски и сказал, что он купил билеты и что Боски может их забрать. «Это прекрасно, – сказал Боски. – Но мои дети очень хотят познакомиться со Спрингстином. Ты мог бы привезти Спрингстина к нам в Маунт-Киско на своем вертолете, и мы бы все вместе поужинали. Ты, я, дети и Спрингстин. А потом отвезешь его обратно. В тот же вечер».

Малхирн был шокирован. «Ради всего святого, Айвен, – сказал он. – Он же не дрессированный шимпанзе».

Было холодное утро пятницы начала января 1985 года. Собравшись в конференц-зале на ежедневное утреннее совещание, многие из сотрудников Боски предвкушали спокойный уик-энд после недельной серии новогодних вечеринок. Заседания обычно начинались в 9 часов и продолжались до 9.45, на них Боски отдавал распоряжения по торговле и исследованиям на день. Трейдеры обычно уходили незадолго до 9.30, чтобы подготовиться к открытию рынка.

В тот день Боски появился ровно в 9 часов, поздоровался с персоналом коротким кивком и сел во главе овального стола, рядом с телефоном. Он начал давать указания. Потом, примерно через 20 минут в дверях позади Боски появилась встревоженная Иэнта Питере, его секретарша. Она знала, что Боски не выносит, когда его прерывают. Обычно такие вторжения приводили его в ярость. «Звонит Майк», – сказала она. Боски прервал поток директив. «Я возьму трубку», – немедленно ответил он.

Все собравшиеся знали, что. Майк» – это Милкен. Трейдеры называли его «Зе коуст», но секретарша Боски звала его просто по имени. Он был единственным человеком, которого всегда немедленно соединяли с Боски.

Боски приложил палец к губам и оглядел стол, требуя тишины. Затем он поднял трубку. Любезностей не было. Боски говорил мало, большей частью соглашаясь с Милкеном. Когда он положил трубку, его глаза блестели от волнения.

«Полный вперед!» воскликнул Боски, и все поняли, что надежды на спокойный день рухнули. Боски велел Лессману провести исследование по Diamond Shamrock и Occidental. Он поручил Давидоффу и трейдерам немедленно начать покупать как можно больше акций Diamond Shamrock и одновременно играть на понижение акций Occidental Petroleum. Давидофф погрузился в работу и в результате скупил огромное количество акций Diamond Shamrock на 3,5 млн. С Occidental возникло больше проблем: удалось открыть короткую позицию лишь на 19 000 акций.

Лессман не понимал, что происходит. Что Милкен сказал Боски? Ни те, ни другие акции в их каталогах исследовательских и торговых приоритетов до сих пор не фигурировали. Что-то, думал он, здесь не то. Прежде чем он достиг в своем исследовании сколько-нибудь весомых результатов, торговля ценными бумагами обеих компаний была по их просьбе приостановлена. Затем компании сделали совместное заявление о том, что они обсуждают «возможную бизнес-комбинацию», и торги возобновились. Рынок на это почти не отреагировал: объявление было чересчур туманным. В случае поглощения акции приобретаемой компании резко подскакивают в цене, в то время как цена акций компании, делающей предложение, снижается, но из пресс-релиза было неясно, намерена ли Occidental приобрести Diamond Shamrock или наоборот. Иногда словосочетание «бизнес-комбинация» означало обмен акциями, и в таком случае цены акций зависели от коэффициента обмена акций компаний. Это не остановило Боски, который демонстрировал удивительную уверенность в правильности выбранной им стратегии.

Днем ранее Рей Айрени, президент Occidental и клиент Милкена, прервал деловой ужин, на котором обсуждалось слияние Diamond Shamrock и Occidental. Он позвонил Питеру Аккерману, одному из основных помощников Милкена. Над сделкой работали другие инвестиционные банкиры, но Occidental наняла Drexel, чтобы та изучила сделку и выразила «мнение о справедливости», заверив тем самым совет директоров Occidental в том, что сделка является справедливой по отношению к акционерам.

Айрени вкратце посвятил Drexel в условия предполагаемой сделки, и на следующее утро команда Drexel прибыла в лос-анджелесский офис Occidental для выработки заключения. План подразумевал слияние Occidental и Diamond Shamrock путем обмена акций по схеме «один к одному», означавшей, что Occidental получала за каждую свою акцию по одной акции Diamond Shamrock. Поскольку, согласно котировкам от 3 января, акции Occidental торговались на бирже по цене 26,75 долларов, a Diamond Shamrock – 17,75 долларов, акционеры Diamond Shamrock получали непредвиденный доход в размере 9 долларов за акцию. Из-за размывания капитала, вызванного дополнительной эмиссией акций, цена акций Occidental почти наверняка должна была упасть.

Сделка на таких условиях неизбежно побуждала Боски покупать акции Diamond Shamrock и играть на понижение Occidental. Джеймс Дал, главный сейлсмен Милкена, сидевший рядом с ним в торговом зале в Беверли-Хиллз, невольно услышал, как тот посоветовал Боски играть на понижение акций Occidental и повышение акций Diamond Shamrock еще до того, как условия сделки были объявлены публично. Далее он слушал, как Милкен совершенствует стратегию.

Это был не просто акт дружелюбия со стороны Милкена. Он сам хотел участвовать в сделке, несмотря на то, что сотрудники Drexel компании, работавшей в то время на Occidental, – не могли делать это по определению. Милкен и Боски сошлись на том, что принадлежащие Боски позиции Diamond Shamrock и Occidental будут тайно наполовину принадлежать Милкену. Милкену было неизвестно, что эта беседа была невольно подслушана всеми, кто находился в конференц-зале на другом конце линии.

Эта сделка, которая, насколько можно судить, явилась их первым очевидным для других сотрудничеством на ниве инсайдерской торговли, оказалась неудачной. То, что представлялось беспроигрышной возможностью получения прибыли, утратило всю свою притягательность в следующий понедельник, когда совет директоров Diamond Shamrock проголосовал против сделки. Вскоре после принятия советом секретного решения Дал заметил, что Милкен чем-то расстроен, Милкен снова поднял трубку и позвонил Боски. На этот раз он почти кричал: «Сделка не прошла. Нам надо избавиться от позиции».

Боски едва не хватил удар, и он, взбешенный, приказал Давидоффу закрыть позицию. Но сделать это в тот день было уже нельзя: рынок закрылся в 4 часа пополудни, а сообщение о провале сделки поступило в 4.18. Теперь уже все арбитражеры пытались продать акции Diamond Shamrock.

В тот и на следующий день Милкен постоянно звонил и с горечью упрекал Боски в том, что тот избавляется от акций слишком долго. Люди в офисе слышали, как Боски в ответ заорал, что всю эту кашу заварил именно Милкен. В конце концов Давидофф сам поговорил с доведенным до белого каления Милкеном. Он сказал, что делает все от него зависящее, и назвал Милкену сумму убытков, понесенных фирмой в тот день в результате падения цен на акции Diamond Shamrock.

Дал слышал, как Милкен швырнул трубку и пожаловался, что отдел потерял на сделке Diamond Shamrock/Occidental больше денег, чем заработал за весь месяц. Дал был сбит с толку; как мог быть затронут бизнес по организации эмиссий высокодоходных облигаций предполагаемым поглощением Occidental? Милкен сердито объяснил, что отдел держит позицию, «припаркованную» у Боски, и в результате теперь должен Боски еще 10 млн. долларов. Милкен был в таком плохом настроении, что Дал счел за благо больше не касаться этого вопроса, но был по-прежнему озадачен. Он пошел к Лоуэллу Милкену узнать, что же все-таки происходит, но Лоуэлл от него отмахнулся. Милкен не находил себе места до конца дня.

Дал и его коллеги все больше и больше беспокоились из-за Милкена, накаленной атмосферы в офисе и воздействия, оказываемого ею на них и их жизнь. В офисе царила страшная суматоха; из отдела корпоративных финансов в Нью-Йорке непрестанно поступали звонки на предмет того, может ли отделение в Беверли-Хиллз профинансировать их очередную сделку. Милкен, казалось, был неспособен отвергать сделки; его постоянно тревожило, что Drexel может утратить доминирующее положение на высокоприбыльном рынке. Так, они уже были втянуты в «налет» Пикенса на Phillips Petroleum, для финансирования которого Милкен в течение одного уик-энда мобилизовал ни много ни мало 2 млрд. долларов.

Атмосфера была напряженной. Милкен проводил за рабочим столом по 14 часов в сутки. У него появились темные круги под глазами. На протяжении полугода он называл Джима Дала «Том», и Дал боялся его поправлять. Дал сказал Лоуэллу, что «Майк дерьмово выглядит», и Лоуэлл ответил: «Меня он тоже беспокоит».

Одной из проблем Милкена был Боски. Теперь Милкен был должен Боски намного больше, чем он даже намекал Далу. Боски и Милкен довели обмен «услугами» до угрожающих, прежде неслыханных масштабов.

В течение весны 1984 года один из самых давних и важных клиентов Милкена Golden Nugget, компания-владелец сети казино, возглавляемая другом Милкена Стивеном Уинном, начала тайно накапливать акции MCA Inc., владельца Universal Studios. Целью было возможное поглощение. К концу июля Golden Nugget приобрела свыше 2 млн. акций МСА, и их цена возросла с 38 до 43 долларов. К августу, однако, Уинн и Милкен решили, что сделка неосуществима. Golden Nugget хотела сбыть свою огромную позицию по как можно более высокой цене, но, если бы сведения об этом просочились, цена акций немедленно упала бы. Несмотря на это, Уинн в октябре сообщил корреспонденту «Уолл-стрит джорнэл», что Golden Nugget владеет немногим менее 5% акций MCA Inc. и намерена «пока» их удерживать.

Это была сложная ситуация, и Милкен снова обратился за помощью к Боски. Боски купил громадный пакет акций Golden Nugget по высокой рыночной цене, и Милкен пообещал застраховать его от потерь. Благодаря активному интересу Боски, неизменно большому объему торгов на бирже и тому факту, что накоплением финансовых ресурсов занималась Drexel, поглощение MCA Inc. казалось внимательным наблюдателям более вероятным, чем когда-либо прежде.

Поскольку другие покупатели тоже стали ждать поглощения, Боски начал продавать свой пакет малыми частями, с тем чтобы не привлекать внимания. Хотя Боски и терпел убытки, но Golden Nugget продала акции по высокой цене, что гарантировало ее преданность Милкену. Схема дезориентации рынка сработала безотказно.

Теперь Милкен был в долгу перед Боски за потери от сделки с акциями МСА. Помимо того, он был должен арбитражеру 8 млн. долларов со времен сделки с Fischbach. Боски вылетел в Лос-Анджелес и на следующее утро напомнил Милкену об их соглашении. Милкен направил его к одному их своих коллег, Кэри Молташу, который начал выверку задолженности перед Боски. Между тем Милкен начал серию сделок, пытаясь покрыть свой долг.

Имея практически безграничную власть на рынке бросовых облигаций, Милкен мог выкупать ценные бумаги по искусственно заниженным ценам у клиентов Drexel, которые не могли знать их действительной цены, и продавать их Боски с небольшой прибылью, после чего Боски перепродавал ценные бумаги Drexel по гораздо более высокой цене, а Милкен в конце концов сбывал их клиентам Drexel по еще более высоким ценам. Это позволяло Милкену возвращать Боски миллионы долларов и даже получать при этом стабильную прибыль от своих торговых операций. Клиенты Drexel об этом, разумеется, не знали.

Даже после всех этих маневров часть задолженности Милкена оставалась непокрытой. По просьбе арбитражера Милкен спланировал еще одну серию торговых операций, которые искусственно уменьшили налоги Боски. На этот раз обманутыми оказались американские налогоплательщики.

К маю 1985 года взаиморасчеты были урегулированы. Исключительную власть Милкена над рынком в полной мере характеризует тот факт, что менее чем за полгода он тайно вернул Боски долги на сумму свыше 10 млн. долларов, не выписав ни единого чека. И Милкен, и Боски осознавали, что могут быть полезны друг другу для удовлетворения иных амбиций: не только для получения прибылей от инсайдерской торговли, но и для осуществления куда более грандиозных мечтаний о корпоративных завоеваниях и корпоративном контроле.

Той весной Милкен, равно как и Сигел с Фрименом, был одним из основных участников предложения KKR о покупке Storer Communications. Генри Крейвис, все более сближаясь с Милкеном и находясь под все большим впечатлением от его способностей мобилизовывать капитал, нанял его для организации финансирования поглощения и пригласил Сигела в качестве консультанта по вопросам стратегии. Сигел ни разу не встречался с Милкеном в ходе сделки, но это был первый случай, когда он работал в тесном сотрудничестве с инвестиционными банкирами из Drexel. Милкен, конечно, не мог сам купить акции Storer, поэтому вскоре после встречи с коллегами для обсуждения финансирования более высокой цены тендерного предложения KKR он попросил Боски приобрести пакет акций для Drexel. Эта сделка оказалась удачной: как и ожидалось, акции выросли в цене и были проданы по распоряжению отдела высокодоходных облигаций Милкена. Вскоре Боски перевел Милкену на счет свыше 1 млн. долларов.

Но использование инсайдерской информации для арбитража, являясь беспроигрышным по определению, приносило Милкену несравненно меньшие прибыли, чем комиссионные от самих сделок по поглощению. Только на финансировании поглощения Storer Милкен заработал в качестве комиссии баснословную сумму в 49,6 млн. долларов. Кроме того, он получил пакет обыкновенных акций поглощенной Storer и рассеял их среди бесчисленного множества частных товариществ, приносивших доход ему самому, членам его семьи и другим сотрудникам отдела высокодоходных облигаций. Куда на самом деле ушли эти акции, ни KKR, ни Джозеф так и не узнали; Милкен сообщил им, что те были использованы для того, чтобы вынудить клиентов покупать облигации KKR. Коллегам Милкена казалось, что сделка со Storer разожгла в нем ненасытную страсть к новым поглощениям. Когда рынок колебался, Милкен демонстрировал устрашающую способность вмешиваться в ход событий и заставлять их развиваться по его собственному сценарию.

Эта страсть стала совершенно очевидной всем в отделении в Беверли-Хиллз всего через несколько месяцев после окончания сделки со Storer, когда для встречи с Милкеном прибыла делегация от телевизионной корпорации Atlanta Turner Broadcasting. Во многом Тед Тэрнер олицетворял собой тот тип клиента, который нравился Милкену. Колоритный владелец Atlanta Braves и «суперстанции» WTBS недавно основал совершенно новую сеть кабельного телевидения, Cable News Network. Тэрнер был дерзок, непочтителен и будоражил истэблишмент. Теперь он хотел купить кинокомпанию МGМ United Artists, частично из-за ее богатого собрания американской киноклассики, которую он тогда смог бы показывать по одному из своих кабельных каналов. MGM UA, однако, была намного крупнее компании Тэрнера, и перспектива приобретения с учетом относительно слабого финансового положения Тэрнера представлялась едва ли не смехотворной.

Милкен заверил Тэрнера, что Drexel сможет профинансировать сделку. И MGM, и Тэрнер наняли Drexel в качестве своего представителя, создав при этом исключительный потенциал конфликта интересов, хотя Милкен и пообещал Тэрнеру уважать конфиденциальность любой информации, которую тот ему предоставит.

Но, несмотря на заверения Милкена, возможность успешного осуществления сделки сразу же стала сомнительной. В ней не хотели участвовать даже самые надежные постоянные покупатели высокодоходных облигаций, особенно потому, что финансовые показатели и Тэрнера, и MGM в то лето ухудшались. В прессе появились скептические оценки: 7 августа «Нью-Йорк Таймс» сообщила, что «Уолл-стрит по-прежнему скептически относится к способности Тэрнера мобилизовать средства», а «Уолл-стрит джорнэл» 16 августа заметила, что, «несмотря на письмо Drexel, остается неясным», каким образом Тэрнер сможет обслуживать огромный долг.

В августе Милкен начал давать Боски директивы по покупке акций MGM; при этом они договорились делить все доходы и убытки пополам, скрывая, что истинным владельцем части акций является Милкен. Милкен был полон решимости довести сделку до конца, хотя ее условия нуждались в пересмотре. Участие Боски преследовало, по крайней мере, две цели: его покупки создавали иллюзию того, что влиятельный арбитражер верит, что сделка состоится, и тем самым помогали поддерживать цену акций. Это в свою очередь помогало убедить клиентов Drexel, что облигации являются удачной покупкой. И, конечно, Милкен и Боски делали деньги на знании Милкеном того, что сделка будет реструктуризована и завершена, как в итоге и случилось. Прибыль по объединенной позиции Боски/Милкена составила 3 млн. долларов.

Как и в случае со Storer, торговые прибыли были сравнительно небольшими. Милкен и Drexel заработали исключительную сумму, 66,8 млн. долларов, в качестве комиссии за мобилизацию 1,4 млрд. долларов, необходимых Тэрнеру для заключения сделки.

Сочетание информированности Милкена и покупательной мощи Боски достигло, пожалуй, своего апогея в поглощении Pacific Lumber Co., крупнейшего в стране владельца лесов красного дерева, клиентом Drexel Maxxam Group Inc. – компании по застройке, подъем которой состоялся благодаря бросовым облигациям Милкена. MGM UA, по крайней мере, хотела слияния, с Тэрнером. Pacific Lumber, напротив, отважно боролась за свою независимость. Милкен продемонстрировал тщетность ее сопротивления.

Maxxam объявила о своем предложении о поглощении Pacific Lumber в конце сентября 1985 года и в тот же день пригласила Милкена и Drexel для организации финансирования. Как только было объявлено о тендерном предложении, Милкен дал Боски указание начать массированные покупки акций Pacific Lumber, рассчитывая, что это вызовет повышение цен предложений о поглощении и вынудит Pacific Lumber принять предложение Maxxam. Как и прежде, Милкен сохранял за собой 50% прибыли от позиции Боски в Pacific Lumber. К 22 октября, когда Pacific Lumber окончательно капитулировала, Боски купил свыше 5% акций компании, обеспечив тем самым повышение их цены. Маххат была вынуждена дважды, 2 и 22 октября, повышать цену своего предложения и в конечном счете остановилась на 40 долларах за акцию.

Поглощение Pacific Lumber принесло Боски чистый доход на сумму свыше 1 млн. долларов. С большой долей вероятности именно покупки Боски вынудили Маххат поднять цену своего тендерного предложения, что увеличило требуемый объем финансирования и соответственно размер вознаграждения Drexel. Drexel заработала комиссию в 20,5 млн. долларов и получила 250 000 варрантов на покупку акций Pacific Lumber. В сведениях о сделке, представленных Боски в КЦББ, разумеется, не указывалось, кто является истинным владельцем позиции. И, конечно, одним из факторов, заставивших Pacific Lumber сдаться, явилось осознание того, что ее акции скупает грозный арбитражер Боски. Вскоре Pacific Lumber, столкнувшись с проблемой выполнения долговых обязательств, начала по указанию Маххат вырубку лесов красного дерева, чем вызвала гнев защитников природы.

Еще не была завершена сделка с Pacific Lumber, а Милкен уже использовал подобную тактику для содействия поглощению компании Harris Graphics. Это сделка обещала быть еще более выгодной, так как Милкен сам был одним из основных акционеров Harris.

Harris Graphics была основана в 1983 году, когда группа инвесторов, в которой существенную роль играл ряд товариществ Милкена и Drexel, приобрела печатное подразделение Harris Corp.1 а затем осуществила публичное размещение акций. Вышеупомянутые товарищества держали порядка 1,2 млн. акций, приобретенных по цене 1 доллар за акцию во время создания Harris Graphics. Другими первоначальными инвесторами компании являлись Фред Карр из Executive Life, сыгравший определенную роль в сделке с Fischbach, и Соп Стайнберг, важный клиент Милкена, возглавлявший Reliance Group. Леон Блэк, инвестиционный банкир в нью-йоркском офисе Drexel, был членом совета директоров Harris Graphics.

В мае 1985 года руководство Harris Graphics, ощущая необходимость привлечения капитала, решило осуществить дополнительную эмиссию акций, которая, отвечая долгосрочным интересам компании и ее акционеров, размывала долю товариществ Drexel и Милкена. Несмотря на то, что Drexel была приглашена организовать размещение, Милкен, очевидно, вознамерился его не допустить. Вместо этого Harris Graphics, решил он, будет продана, нравится ей это или нет, а товарищества получат от этого громадную прибыль.

Милкен и его коллеги в Беверли-Хиллз немедленно принялись рекомендовать клиентам, включая Боски, покупать акции Harris Graphics, чтобы создать покупательное давление на акции и обеспечить более высокую цену предполагаемого предложения о поглощении компании. 22 мая, накануне того дня, когда предполагалось осуществить размещение дополнительной эмиссии акций, руководство Harris Graphics к своему немалому удивлению узнало, что предложение о поглощении скорее всего неминуемо. В тот же день Милкен велел Боски начать покупку акций Harris Graphics и продолжать ее до накопления более чем 5%-ного пакета. После этого Боски мог предъявить в КЦББ необходимые данные, давая тем самым всем понять, что Harris Graphics находится «в игре». Боски немедленно выполнил указание; при этом, как и в других сделках, Милкену принадлежала половина прибыли от доли Боски в Harris Graphics.

После неофициального предложения о поглощении и неожиданной скупки ее акций Harris Graphics пришлось отказаться от дополнительной эмиссии. Первый этап плана Милкена был пройден. Однако угроза поглощения компанией Боски, о котором узнало руководство Harris, была фиктивной. Настоящего покупателя еще только предстояло найти, и Милкен задействовал своих самых опытных сейлсменов. Они сосредоточили усилия на AM International, еще одном клиенте Drexel, специализировавшемся на печатном бизнесе. Тем временем Боски по указанию Милкена продолжал оказывать давление на Harris, увеличив свою долю более чем до 8%. Давление шло и от Стайнберга, начавшего накапливать позицию, которая должна была составить свыше 5%. Он тоже предъявил свои данные в КЦББ. Теперь Harris Graphics угрожал не один, а два потенциальных рейдера.

И поэтому неудивительно, что, когда AM в конце концов сделала дружественное» предложение о поглощении по цене 22 доллара за акцию, администрация Harris Graphics поспешила его принять. Милкен сорвал огромный куш: товарищества Милкена/Drexel получили прибыль в размере свыше 30 млн. долларов. Боски заработал на акциях, накопленных по указанию Милкена, 5,6 млн., a Drexel заработала 6,3 млн. Harris Graphics прекратила свое существование как независимая компания и стала лишь одним из винтиков в машине AM.

К тому времени Милкен и Боски были глубоко вовлечены в то, что принято называть широкомасштабным преступным сговором. По сути, их операции представляли собой полный набор преступлений с ценными бумагами, включая инсайдерскую торговлю, представление ложных отчетов регулятивным органам, уход от налогообложения, манипулирование рынком и целый ряд более изощренных махинаций. Поражает, однако, не просто разнообразие преступлений или частота их совершения, а то, как эти преступления дополняли друг друга для достижения более амбициозных целей. Нарушения закона были лишь промежуточными пунктами на пути к таким казавшимся со стороны абсолютно легальными конечным результатам, как, например, враждебные поглощения.

В этом заключалась главная прелесть схемы. Это были намного более ценные взаимоотношения, чем те, до которых Боски дошел с Сигелом или Ливайном, и они выглядели даже более безопасными. Постичь их масштабы не мог никто из посторонних. В них, казалось, не было и намека на взаимный интерес. То, что происходило внутри схемы, не знал никто, кроме Боски и Милкена. Милкен никак не мог предать Боски, потому что Боски мог быстро, что называется, потянуть его за собой. И хотя они часто спорили, срываясь порой на крик, Боски каждый раз утешался их взаимной зависимостью.

Вместе с тем для Боски становился все яснее еще один аспект их отношений. Милкен был мотором их прибылей. В конце концов именно он был причастен к потоку сделок и посвящен в секретные планы клиентов Drexel. Боски все больше становился получателем приказов, источником дополнительного капитала и прикрытием для осуществления масштабных планов Милкена.

Иногда Милкен давал Боски указание приобретать позиции в определенных ценных бумагах, доход и убытки по которым он брал на себя, а иногда Боски наращивал свой финансовый рычаг за счет приобретения интересующих его акций Милкеном. Они во все более крупных объемах торговали акциями Greentree Acceptance, Ensearch, National Health Care, Hospital Corporation of America, Centmst, Mapco, ABC и CBS. При этом доминирующей силой оставался Милкен.

Все возрастающее количество акций в портфеле стало головной болью для главного бухгалтера Боски в Нью-Йорке, Сета Мурадяна. Ему постоянно приходилось вносить изменения и дополнения в гроссбухи в папке с красными тесемками под названием «специальные проекты». Боски продолжал давать ему все больше позиций для внесения или изменения и требовал регулярной переоценки позиций. «Это должно оставаться только между нами, – часто подчеркивал Боски, звоня из роскошного нового офиса в центре города в здание в даунтауне, где остались Мурадян и часть операционных подразделений компании. – Больше никому об этом не говори».

После всплеска активности, связанного с поглощениями Pacific Lumber и Harris Graphics, Боски поручил Мурадяну закончить внесение изменений и дополнений в папку. «Мы должны полностью рассчитаться с Drexel». Мурадян насторожился. Для него было новостью, что Drexel как-то связана с папкой «специальные проекты». Он, однако, не придал этой информации никакого значения.

В мае Мурадян ушел в долгожданный отпуск и приехал в Помпано-Бич, штат Флорида, где у его брата была квартира в кондоминиуме. Когда зазвонил телефон и ему сказали, что звонит Боски, он застонал. Боски всегда звонил ему во время отпуска, и он этого не выносил. Боски не оставлял его в покое ни на один день. «Ты подбил расчеты по сделкам, о которых я просил?» – требовательно осведомился Боски, обойдясь без предварительных любезностей.

«Айвен, я же в отпуске!», – взмолился Мурадян.

«Плевать. Нам нужно, чтобы все было готово немедленно».

Вследствие этого Мурадян позвонил в свой офис и сказал, что кому-то надо прилететь во Флориду с папкой с красными тесемками. Сделать это вызвалась молодая сотрудница Мэрайя Термайн. По прилете она провела с Мурадяном целый день, разбираясь с разложенными на кухонном столе отчетами о прибылях и убытках по всем акциям Боски/Милкена. Боски распорядился, чтобы Мурадян уладил все противоречия с неким «Тёрменом» из офиса Drexel в Беверли-Хиллз. Позвонив, Мурадян выяснил, что там нет никакого Тёрмена, а есть Чарльз Тернер. Боски никак не мог правильно произнести его фамилию; Тернер, который вел аналогичные записи для Милкена, зачитывал по телефону калькуляцию Drexel, и они пытались урегулировать разногласия, которых было очень много. К концу отпуска Мурадяна они были далеки от завершения работы.

И Мурадян, и Тернер часто заходили в тупик. Мурадян пытался получить разъяснения у Боски, а тот лишь говорил: «Это на пятьдесят процентов мое и на пятьдесят – их. Поговори с Давидоффом». Но Давидофф знал еще меньше. Что Боски имел в виду: владение половиной в течение всего периода или только его части? Если неприятности случались в Беверли-Хиллз, Тернер говорил Мурадяну: «Я должен поговорить с Майком».

К концу года отчеты все еще не были приведены в соответствие, и Боски продолжал требовать от Мурадяна, чтобы тот наконец закончил работу. Мурадян отвечал, что не может продвигаться дальше, общаясь с Тернером по телефону. Ему было необходимо встретиться с ним. Боски сам собирался в Беверли-Хиллз и предложил Мурадяну лететь вместе.

От представившегося случая слетать в Калифорнию Мурадян пришел в восторг. Он взял с собой жену, Расти, и остался там на уик-энд. Они наслаждались роскошью отеля «Беверли-Хиллз», несмотря даже на то, что им не удалось занять стол в гостиной. Они томились в столовой, в то время как знаменитости, киномагнаты и агенты, сидя в гостиной, заставляли персонал сновать туда-сюда для исполнения всех своих прихотей. Все кардинально изменилось после того, как однажды вечером к их столику подошел Боски. С этого момента с четой Мурадянов обращались по-королевски. Позднее Мурадян говорил друзьям, что эта поездка стала «лучшим моментом его жизни». Его не коробило то, что все остальное время их пребывания в Калифорнии Боски их игнорировал и подъезжал к офису Drexel на Уилшир-бульвар в лимузине, в то время как ему приходилось ловить такси.

Мурадян ни разу не встретился с Милкеном, которого про себя величал «королем бросовых облигаций». Но Тернер и его секретарша ему понравились, и они устроились в конференц-зале, чтобы попытаться разобраться в сложной серии сделок и отчетов. «Чтоб этому Айвену пусто было, – сказал Мурадян про одну из сделок, – об этом он мне ничего толком не рассказывал».

«Я знаю, что ты чувствуешь, – ответил Тернер. – Майк поступает со мной точно так же».

По мере предъявления Тернером копий различных отчетов о сделках они выяснили, что некоторые цифры по себестоимости сделок не совпадают. Drexel, которая могла привлекать деньги по низкой ставке от 7 до 8%, демонстрировала гораздо меньшие затраты на обслуживание своих крупных позиций. Затраты Боски были выше, частично из-за высоких процентных ставок на размещенные Drexel облигации, которые являлись важным источником капитала Боски; доходность по ним колебалась в диапазоне от 13 до 14%. Они понимали, что большую часть расхождений можно устранить путем согласования себестоимости поддержания позиции. Однако сколь бы малые расхождения ни оставались, было ясно одно: с учетом огромных прибылей от принадлежащих им обоим позиций, которые Боски приобретал по указке Милкена, Боски был должен Милкену миллионы долларов, и тот хотел, чтобы ему было выплачено все до последнего цента.

В контексте стремительно разраставшегося бизнеса Милкена этот долг был мелочью. 1985 год стал своего рода водоразделом в истории борьбы за корпоративный контроль, когда гарантийные письма» и бросовые облигации Drexel из новейшего, но неиспытанного оружия превратились в наиболее могущественные средства давления из тех, которые Уолл-стрит когда-либо знала. Бал хищников 1985 года стал прелюдией к серии враждебных корпоративных атак, от которых у инвесторов голова шла кругом: предложению о поглощении Пикенсом сперва Phillips Petroleum, а затем могущественной Unocal нападению KKR вначале на Storer, а потом на Beatrice; завоеванию Рональдом Перельманом почтенной Revlon; приобретению Рупертом Мэрдоком Metromedia; и, в конце года, к молниеносному 6-миллиардному тендерному предложению, сделанному председателем правления GAF Сэмюелом Хейменом одному из гигантов американской индустрии, котировка акций которого является составной частью индекса Доу-Джонса, Union Carbide. Для финансирования последней сделки Милкен в считанные дни мобилизовал 5 млрд. долларов.

Безжалостная неумолимая сила надвигалась так быстро, что это заметил даже конгресс США, который предложил ограничить возможность вычета процентов по бросовым облигациям из налогооблагаемой базы и провести публичные слушания по вопросу угрозы поглощения Unocal. Drexel, сравнительно наивная в мире политики, поспешно начала искать поддержку у законодателей и создала внутри себя комитет политических действий. Однако, несмотря на весь этот шум и риторику, Drexel и Милкен могли не опасаться, что в Вашингтоне в расцвете провозглашенного администрацией Рейгана курса на свободный рынок будут приняты постановления, противоречащие правительственной политике невмешательства в бизнес.

По мере того как Милкен шествовал в том году от одного триумфа к другому, окружающие замечали в нем перемены. Ранее он всегда ел ленч с бумажных тарелок в обществе трейдеров и сейлсменов. Теперь он требовал подавать ему ленч на фарфоре и часто ел один или с Лоуэллом в роскошном кабинете последнего. Изменилась и внешность Милкена. Он приобрел новый дорогой парик, сделанный настолько профессионально, что те, кто не знал о его существовании, так и оставались в неведении. Вьющиеся волосы выглядели естественно и придавали ему стильный моложавый вид. Прежде Милкен часто появлялся на работе в плохо подобранных носках, теперь же он носил хорошо сшитые костюмы и отложные манжеты. Вместе с Томасом Спигелом – своим близким другом и клиентом из Columbia Savings – Милкен купил изящный реактивный самолет «Гольфстрим-IV». Помимо того, он и Спигел стали завсегдатаями претенциозных, кишащих знаменитостями ресторанов типа «Бистро гарден» и «Мортон'с». Милкен нанял телохранителя и начал приезжать на работу в лимузине с шофером.

Претерпела изменения и процедура приема на работу. Раньше Милкен вызывал кандидатов в Беверли-Хиллз, где те знакомились со всеми сотрудниками. Каждый мог наложить на претендента вето. Эта система помогала поддерживать среди служащих чувство коллегиальности. Теперь, однако, имело значение только одно мнение – Милкена. Люди жаловались, что они не видят смысла в том, чтобы проводить с кандидатами час-другой лишь затем, чтобы Милкен пренебрег их возражениями. Одним из самых спорных принятых на работу сотрудников был его свояк, дантист Ален Флэнс. Флэнс мало что знал об индустрии ценных бумаг. Милкен поручил Флэнса Далу и велел Далу его обучать.

Дал скоро понял, что новый сотрудник безнадежен. Насколько он мог судить, Флэнс не приносил отделу почти никакой пользы. Тот обычно заказывал два бесплатных ленча, один съедал, другой заворачивал в бумагу и уносил в автомобиль. Он не возвращался по нескольку часов, и коллеги иногда видели его дремлющим в автомобиле. За два года Флэнс заработал свыше 5 млн. долларов.

Затем появились друзья детства Милкена, одним из которых был Гарри Горовиц, выросший вместе с Милкеном в Энцино. Вначале Горовиц работал экспертом по компьютерам и истратил миллионы на замену ранее заказанного им оборудования, которое, как оказалось, не отвечало требованиям фирмы. Потом Горовица определили на организацию конференций по бросовым облигациям, а позднее он занимался лоббированием и благотворительной деятельностью Милкена.

Больше неприятностей, по мнению ряда сотрудников, доставлял Ричард Сэндлер, который в детстве играл с Милкеном на заднем дворе своего дома. Сэндлер был адвокатом, который устроил себе офис внутри офиса Drexel и работал исключительно на Милкена и его семью. Создавалось впечатление, что основной характеристикой его деятельности является слепая преданность Милкену. Некоторые презрительно называли его «адвокатом по недвижимости», хотя старались выказывать ему дружелюбие. Сэндлер часто совещался наедине с Лоуэллом.

Еще одним источником недовольства являлись товарищества. С особенным подозрением к настойчивому требованию Милкена, чтобы всем этим товариществам уделялось внимание, даже если он отказывается сообщать, чем они владеют и что за люди являются их акционерами, относился Мэри Уинник. Однажды Уинник пригласил Дала к себе в кабинет и сказал: «Я покажу тебе кое-что, от чего тебе станет дурно». Уиннику каким-то образом удалось достать копию списка учредителей товариществ, и в нем было указано более 40 счетов на имена Милкена, его жены, детей и других родственников. Уинник вступил в конфронтацию с Милкеном, который почувствовал себя оскорбленным оттого, что кто-то из отдела посмел выразить недовольство. Вскоре Уинник сообщил Милкену, что он уходит. Милкен принял его отставку и любезно предложил свою помощь в финансировании нового фонда, в котором Уиннику отводилась роль распорядителя. «Мы организуем фонд вместе, как KKR, и ты будешь им управлять», – предложил Милкен. Они собрали инвестиции на сумму в 1 млрд. долларов, и Уинник учредил Pacific Asset Holdings.

Вскоре Уинник избавился от иллюзии, что он расстался с Милкеном. Когда инвестиционная компания Bear, Stearns предложила ему вариант выкупа с использованием финансового рычага, из Drexel позвонил Аккерман, который сказал, чтобы Уинник забыл о том, что он может заниматься сделками, не санкционированными Милкеном. «Это наш фонд, – высокомерно заявил Аккерман. – Мы не позволим тебе вкладывать деньги» в сделку, организуемую Bear, Stearns. Капитал Уинника стал просто еще одним фондом, которым Милкен распоряжался по своему усмотрению.

Другие же стали роптать, когда был произведен окончательный расчет по варрантам на акции Beatrice. Доходы от их продажи оказались намного меньше ожидаемых, и некоторым служащим хватило смелости выразить недовольство на собрании отдела. Милкен сказал, что он «оскорблен» самим фактом подобных жалоб, но пообещал, что Лоуэлл позднее все объяснит. Никакого объяснения так и не последовало. Правда была слишком шокирующей, чтобы Милкен осмелился ее сообщить.

Милкен получил от KKR варранты Beatrice (представлявшие собой право на приобретение акций Beatrice по сниженной цене) под предлогом того, что ему необходимо предложить их клиентам в качестве стимула для покупки бросовых облигаций Beatrice. Вместо этого Милкен приберег почти все варранты для Drexel и вложил львиную их долю в товарищества, принадлежавшие ему и его семье. Эти варранты, первоначально купленные по 25 центов каждое, теперь предоставляли право на приобретение более чем 22% акций Beatrice по цене 26 долларов за акцию, что в сумме означало ошеломляющий потенциальный доход в размере свыше 650 млн. долларов. Малый размер выплат служащим объяснялся тем, что Милкен сохранил большую часть поступлений для себя и своей семьи. Узнай об этом персонал, дело, по всей вероятности, дошло бы до грандиозного скандала.

Кроме предварительных расчетов премий и долей прибыли товариществ, конец года всегда приносил с собой суматоху в связи с проведением Милкеном сделок для уменьшения размера налогов. Сделки с клиентами, подобными Columbia Savings, вызывали подозрения на предмет «парковок» для получения незаконных налоговых льгот.

Однажды Алан Розентал, один из тех сотрудников клиентского отдела, что отправились вслед за Милкеном в Калифорнию и работали в Беверли-Хиллз с самого начала, подошел к своему боссу, сидящему за рабочим столом, и показал ему экземпляр газеты – пародии на «Уолл-стрит джорнэл» под названием «Бол-стрит джорнэл». «Послушай-ка это», – сказал он и начал громко читать заметку из краткой сводки новостей; тем временем вокруг них, заинтересовавшись, собирались другие сотрудники. «Майкл Милкен из Drexel Burnham – последний из выявленных соучастников нашумевшего скандала, связанного с нарушением правил парковки в городе Нью-Йорке. Несмотря на то, что Милкен не был в Манхэттене вот уже много лет, его репутация нарушителя правил парковки не позволяет сомневаться в его причастности».

Все смеялись до тех пор, пока не заметили, что Милкен сидит с каменным лицом. «Алан, – резко сказал он, – убери этот мусор с глаз долой».

Это был один из дней конца лета 1985 года. Рейд Нэгл, молодой и подтянутый специалист по сбережениям и ссудам из Нью-Джерси, нетерпеливо оглядел мрачный интерьер Гарвардского клуба, затем посмотрел на часы. Было почти 3 часа пополудни. Айвен Боски обещал встретиться с ним в 2 часа.

Почти год назад Стивен Конуэй, начальник операционного отдела Боски, обратился к Нэглу за советом относительно возможного приобретения кассы сбережений и ссуд. Теперь Нэглу позвонил Боски, который сказал, что хотел бы встретиться с Нэглом и предложить ему работу. Не вдаваясь в подробности, он сообщил, что речь идет о развитии бизнеса финансовых операций в его корпорации Northview.

Клуб был почти пуст. Неожиданно двери широко распахнулись, и к Нэглу быстрым шагом направился Боски. «Извините за опоздание, – сказал Боски. – В моем распоряжении всего десять минут».

Они сели подальше, чтобы им не мешали. Нэгл по-прежнему не представлял, какое применение ему с его специализацией может найтись в арбитраже, и спросил Боски о причине интереса к своей персоне. Боски сразу же дал понять, что разговор пойдет не об арбитраже, сказав, что арбитраж как средство достижения цели, к которой он стремится, себя исчерпал. «И что же это за цель?» – спросил озадаченный Нэгл.

«Где были сделаны самые большие состояния? – задал Доски встречный вопрос и сам же на него ответил. – Недвижимость, нефть, финансовые операции». Затем Боски отвел взгляд от Нэгла, уставился на стену, где висели написанные маслом портреты прославленных выпускников Гарварда, и произнес: «Я хочу быть современным Ротшильдом». К тому времени, когда Боски закончил свои разглагольствования, «десять минут» растянулись на час.

Встреча с Боски, которого никогда так не превозносили, как в то лето, внушила Нэглу самое настоящее благоговение. Статьи в газетах и журналах принесли Боски общенациональную известность, а жажда славы и, даже в еще большей степени, респектабельности побудила его написать книгу и отправиться в рекламное турне по стране. В то же время шли полным ходом его махинации с Милкеном.

Название книги Боски, «Мания слияний» (с подзаголовком «Арбитраж: тщательнее всего охраняемый секрет зарабатывания денег на Уолл-стрит»), было, пожалуй, ее самой интригующей строкой. «Я размышлял, стоит ли рассказывать о закулисных маневрах и комнатах, полных табачного дыма, и решил, что хочу написать серьезную книгу об арбитраже», – сказал Боски в интервью «Уолл-стрит джорнэл». «Мания слияний» была скучным трактатом о технических аспектах арбитража. Книга объемом в 242 страницы, над которой Боски, по его собственным словам, работал три года, представляла арбитражеров образцами мастерства, предвидения и усердия. «Незаслуженных прибылей здесь не бывает; не существует эзотерических трюков, позволяющих арбитражерам перехитрить систему», – патетически подытоживал Боски.

Книга имела в основном уважительные отзывы и помогла Боски отшлифовать свой имидж до академического: он получил место преподавателя в бизнес-школе университета штата Нью-Йорк и стал лектором в Колумбийском университете; об этих своего рода регалиях он упоминал со все возрастающим постоянством. Боски получал столько приглашений выступить с речью, что был вынужден многие из них отклонять. Нередко при его появлении аудитория вставала и разражалась овациями.

Во время таких выступлений Боски напирал на то, что он больше, чем просто арбитражер. Он придумал новое словосочетание «рискованный арбитраж», под которым понималось приобретение крупных пакетов акций для принуждения компаний к выкупам или поглощениям. Вместе с тем (на что он, очевидно, никак не рассчитывал) в его речах проскальзывали нотки неуверенности в себе. В июне, когда Боски презентовал свою книгу в Вашингтоне в рамках рекламного турне, корреспондент «Вашингтон пост» Дэвид Вайс спросил его, что побуждает его к дальнейшим действиям. «Вы уже богатый человек. К чему вы стремитесь!» – поинтересовался Вайс.

«Ну, я порой ловлю себя на мысли, что Всевышний ниспослал мне дар быть скаковой лошадью, – пояснил Боски. – Я не знаю другой жизни. Мне невдомек, каково быть дойной коровой и мирно пастись на лугу, поэтому я просто продолжаю делать то, что мне позволено, дабы пользоваться счастливой возможностью процветать, и пытаюсь делать это все лучше и лучше». Потом он сделал любопытное предупреждение: «До тех пор пока моя система или формула успеха будут так или иначе работать, меня никто и ничто не остановит. Вполне возможно, что завтра вы прочтете эпитафию обо мне и это будет что-то вроде „Свершилось: сворачиваем арбитраж“».

Средством, к которому Боски собирался прибегнуть для удовлетворения своих новых амбиций, была касса сбережений и ссуд Financial Corporation of Santa Barbara. Ранее на возможность ее приобретения ему указали Милкен и Дал, впечатленные потенциалом недавно либерализованной сферы сбережений и ссуд. Были сняты многие ограничения, в частности, на размещение средств на депозитах и, предоставление займов на покупку недвижимости. Таким образом, кассы сбережений и ссуд могли теперь инвестировать во все, что угодно. Они стали привлекательными для вкладчиков, так как предлагали высокие процентные ставки по депозитам. Для вкладчиков в кассы сбережений и ссуд риск был минимальным, поскольку государство страховало все депозиты на сумму менее 100 000 долларов. Власти, казалось, были заинтересованы в том, чтобы владельцы касс сбережений и ссуд спекулировали.

Для выплаты высоких ставок по депозитам кассы сбережений и ссуд должны были получать еще более высокие доходы от собственных инвестиций. Идеальным средством для это представлялись бросовые облигации с их высокой доходностью. Милкен и Drexel уже превратили такие некогда степенные организации, как Centrust, Columbia, Financial Corporation оf America, American Savings в активнейших покупателей своих бросовых облигаций. Если бы Боски купил Financial Corporation of Santa Barbara, та стала бы их аналогом.

Для Боски, постоянно находившегося в поисках капитала для своих арбитражных спекуляций, кассы сбережений и ссуд представляли собой неограниченную возможность привлечения финансовых ресурсов. Но каковы бы ни были собственные планы Боски на использование капитала, Милкен и его команда могли с определенной долей уверенности предугадать, на что пойдет большая часть денег: подразумевалось, что те будут вкладываться в высокодоходные облигации, выбранные Милкеном. Такова была цена, которую платили клиенты за постоянный доступ к Милкену.

Нэгл был приглашен Боски на съезд своей так называемой «коммерческо-банковской» группы, который должен был состояться в отеле «Элбоу-Бич» на Бермудах. Боски летел частным самолетом в сопровождении своего обычного окружения: Конуэя; Стива Оппенгейма, бухгалтера Боски в Oppenheim, Appel, Dixon; и Стивена Фрейдина, его юриста из Fried, Frank. Боски занял «президентские апартаменты» отеля для собственного проживания и проведения совещаний.

Нэгл, когда ему предоставили слово, высказался о рискованном предприятии Боски весьма скептически. Он напомнил Боски, что законодательство Калифорнии по-прежнему ограничивает сумму активов касс сбережений и ссуд, которую можно инвестировать в обыкновенные акции, вследствие чего тот не сможет бесконечно увеличивать свой рычаг, о чем мечтает. Мало того, Нэгл заявил, что финансовое положение Santa Barbara скверное и продолжает ухудшаться. На Нэгла свирепо смотрел Конуэй: он был полон решимости заключить сделку.

Боски вежливо слушал, но не выглядел обеспокоенным. Следуя указаниям из Drexel, он уже приобрел 10% Santa Barbara и имел через Northview достаточно опционов, чтобы увеличить свою долю до 51%, – все это профинансировала Drexel. Santa Barbara, настаивал Боски, обеспечит ему статус «коммерческого банкира».

Милкен быстро подчинил Боски и Santa Barbara своей воле. Вскоре после заключения соглашения о покупке 51% акций Боски сообщил Santa Barbara, что ей нужно улучшить свою работу до начала процедуры приобретения. Его формула улучшения была следующей: покупка огромного портфеля бросовых облигаций, выбранных Милкеном. Он отдал Santa Barbara распоряжение разместить «фонды на сумму до 284 млн. долларов» в «высокодоходных корпоративных облигациях». Совет директоров компании едва ли мог проигнорировать ее крупнейшего акционера и будущего владельца. Директора встретились с Милкеном и Далом в Беверли-Хиллз и за последующие восемь месяцев приобрели бросовых облигаций на общую сумму более чем в 250 млн. долларов; все они были куплены через отдел Милкена.

Но мечте Боски об использовании Santa Barbara для арбитража не суждено было сбыться: даже в ультралиберальном климате эпохи Рейгана регулятивные органы воспрепятствовали идее инвестирования активов касс сбережений и ссуд в арбитражные операции, крайне спекулятивные по своей природе. Они не отклонили заявление Боски о выдаче разрешения на данную деятельность, но так никогда его и не одобрили. Оно попросту утонуло в бюрократических процедурах. Между тем у Santa Barbara оставался гигантский портфель бросовых облигаций.

Конуэй не терял времени и предлагал Боски другие приобретения. Он знал, что Боски завидует Айкану, завоевавшему TWA и другие компании, и чувствует в себе силы играть в той же лиге. Боски был близок к тому, чтобы сделать предложение о поглощении Scott&Fetzer, концерну по производству товаров домашнего обихода, и даже приобрел большую позицию и сделал компании неофициальное предложение, выполнимое при условии финансирования. Но Конуэй не смог склонить Drexel к финансированию: выполненная Ргехеl оценка стоимости компании оказалась скромнее оценки Конуэя. В итоге компанию купил легендарный инвестор Уоррен Баффетт, глава Berkshire Hathaway.

Они присматривались к Kirby Vacuum Cleaners, к производителю офисной мебели All Steel и к небольшой железной дороге в Луизиане. В каждом случае Боски находил проблему. Если одну проблему решали, он находил другую. Конуэй все больше разочаровывался. «В сделке никогда не бывает идеальной информации, – говорил он Боски. – Всегда есть риск». Конуэй пришел к выводу, что для того, чтобы быть еще одним Айканом, Боски не хватает стойкости и самоуверенности. Он явно завидовал рейдерам, но при мысли о возможном провале, о том, что его поднимут на смех, у него опускались руки. Боски постоянно беспокоился, как он говорил Конуэю, о переплате. Конуэй чувствовал, что доверие Drexel к Боски ослабевает. На начальном этапе Дэвид Кей согласился на то, что Drexel будет подыскивать возможности и проводить исследования, если позднее Боски будет использовать Drexel как консультантов и организаторов финансирования. При этом Drexel более чем компенсировала бы любые возможные затраты за счет комиссий. Это было стандартным приемом в большинстве фирм на Уолл-стрит; на практике никто не платил непосредственно за исследования. Однако заинтересованность Drexel в предложении сделок Боски, очевидно, уменьшалась по мере того, как последний продолжал выискивать оправдания собственному безделью.

По поводу одной из сделок Конуэй сказал: «Айвен, если тебе не нравится эта компания, скажи об этом сейчас. Не пропускай моих людей через это дерьмо. Не отнимай два-три месяца нашего времени. Когда ты без видимой причины говоришь „нет“, это деморализует».

Чтобы оправдать свое нежелание действовать, Боски часто говорил, что предлагаемые сделки не имеют того размаха, который удовлетворял бы его амбициям. Он жаждал быть на виду; ему нужен был ореол славы. Подходящим орудием для достижения цели ему представлялось владение средствами массовой информации. Его заинтересовал журнал «Ю.С. ньюс энд уорлд рипорт», который был выставлен на продажу и, помимо всего прочего, владел ценной недвижимостью в Вашингтоне, округ Колумбия. Друг Боски Мартин Перетц, один из крупнейших инвесторов его компании, ранее купил журнал «Нью рипаблик», и Боски восхищался теми престижем и своего рода элитарностью, что сопутствуют владению общенациональным изданием. Но он был слишком осторожен в своем начинании, и его цену ловко перебил Мортимер Цуккерман, застройщик со столь же непомерными амбициями. Боски даже вел переговоры о финансовой помощи новому ежемесячному сатирическому журналу «Спай». Но «Спай» вышел из затруднительного положения без его помощи.

Потом появилась интригующая возможность. Айкан, давний друг Боски, посоветовал ему обратить внимание на акции Gulf+Western, которая, владея такими крупными компаниями, как Paramount Pictures и Simon&Schuster, имела реальный вес как в Голливуде, так и в издательском деле. Оба бизнеса притягивали все более амбициозного Боски, как магнит, и Айкан сказал ему, что акции Gulf+Western, по его мнению, «существенно недооценены». Боски начал накапливать позицию и остановился как раз у 5%-ного порога, требующего публичного раскрытия информации об объеме пакета и цели его приобретения.

Он поддерживал тесный контакт с Айканом, который тоже имел большую долю в Gulf+Western. Вместе они владели почти 10% акций компании, что делало их весьма опасными акционерами. Поэтому Айкан предложил, чтобы они вдвоем, «как двое акционеров», нанесли визит Мартину Дэвису, председателю правления Gulf+Western. Боски проконсультировался у своих адвокатов, и те сообщили, что он и Айкан формально не могут рассматриваться как «группа». А раз так, то от них не требовалось раскрывать информацию о размерах своих пакетов акций и намерениях.

Дэвис сотрудничал с Айканом как акционером Gulf+Western вот уже много лет. Впервые они встретились в 1983 году, вскоре после смерти Чарльза Блудорна, предшественника Дэвиса в Gulf+Western. Та встреча вылилась в обмен колкостями, поскольку Айкан искал сиюминутных доходов, а Дэвис придерживался стратегии поэтапного развития компании. Шли годы, и у Дэвиса появилось сдержанное уважение к Айкану. Он пришел к выводу, что его слову можно доверять.

С Боски вышло по-другому. Арбитражер добился встречи с Дэвисом окольным путем, и случилось это всего лишь несколько месяцев тому назад. Дэвис помогал собирать деньги на реставрацию прославленного нью-йоркского Карнеги-холла и отправил Боски письмо с просьбой внести пожертвование. Вскоре позвонил Аркан. «Ну ты и олух, – сказал он полушутя. – Айвей воспользуется этим, как предлогом для встречи с тобой». И действительно, Боски пришел к Айкану и сказал, что хочет сделать дар Карнеги-холлу и вручить чек лично Дэвису. Айкан счел своим долгом организовать встречу. Дэвис почти сразу же почувствовал к арбитражеру неприязнь, которую отнюдь не смягчила ничтожная, с его точки зрения, сумма, указанная в чеке Боски, – 5000 долларов.

Однако теперь, когда Боски стал таким же крупным акционером, как Айкан, Дэвис чувствовал, что не встретиться с ними он не может. Он пригласил их поужинать с ним 5 сентября в своей персональной столовой на последнем этаже здания Gulf+Western у юго-западного угла Центрального парка. Дэвис заставил телохранителя Боски сдать оружие службе безопасности Gulf+Western. Боски это не понравилось, но в остальном он расточал Дэвису похвалы, говоря, что считает Gulf+Western «исключительной компанией». Дэвиса он назвал «исключительным менеджером» и «выдающимся менеджером». Это немедленно вызвало у Дэвиса чувство недоверия. Боски льстил слишком открыто, и Дэвис счел это отвратительным.

В тот вечер, когда поток дифирамбов иссяк, Боски и Айкан предложили выкуп с использованием финансового рычага, подразумевавший, что компания станет частной, а владеть ею будут Айкан и Боски совместно с руководством. Дэвис останется председателем совета директоров, уверяли они его. При том, что цена акций Gulf+Western составляла немногим больше 40 долларов, они были готовы заплатить по 52 доллара за акцию, в результате чего, сказал Боски, у Дэвиса осталось бы «100 миллионов долларов в кармане».

Дэвис пришел в ужас. «Вы же ограбите акционеров», – воскликнул он. Дэвис расценил предложение как явную попытку подкупить его ради продажи компании по низкой цене. Боски признал, что они действительно хотят купить компанию по низкой цене, но ничуть не смутился. «Вы будете моим партнером», – сказал Боски, излагая Дэвису самую отвратительную перспективу из всех, какие тот мог себе представить.

Дэвис осторожно сказал, что обдумает предложение. В отличие от многих руководителей государственных компаний он считал своей основной целью повышение цены акций, а не вопрос о контроле над компанией, поэтому не был склонен отвергать предложения о поглощении сразу. Кроме того, слишком часто можно было наблюдать, как менеджеры, прибегая к выкупам с помощью финансового рычага, завладевают компаниями по баснословно низким ценам. Дэвис отнюдь не горел желанием следовать их примеру. Он сказал Айкану и Боски, что ему нравится управлять государственной компанией и что он хочет чтобы все оставалось по-прежнему. Вскоре после встречи он позвонил Боски и вежливо отклонил их предложение о выкупе.

Айкан и Боски настаивали на своем, снова встретившись с Дэвисом 1 октября. На этот раз у них имелся более подробный финансовый план, но Дэвис был тверд. Несмотря на то, что встреча началась около 8 вечера и длилась три часа, он не предложил им поесть. Он сказал, что все как следует обдумал и не хочет, чтобы компания была частной.

Вскоре, 3 октября, Дэвису нанес визит друг Боски Джон Малхирн. Прежде Дэвис никогда не встречался с Малхирном, который явился в клетчатой рубашке с открытым воротом и ковбойских сапогах. Дэвис подумал, что тот выглядит как лесоруб. Малхирн пытался найти подход к Дэвису с целью быть в курсе любых попыток поглощения Gulf+Western. Он сказал Дэвису: «Вам нельзя доверять Боски. Доверьтесь мне. Я буду вашими глазами и ушами».

Малхирн заверил Дэвиса, что у него нет акций Gulf+Western и что он не собирается их покупать. Но Дэвис отнесся к Малхирну с ничуть не меньшим недоверием, чем к Боски. Он боялся, что Малхирн сообщит о его реакции на предложение о выкупе состоятельным инвесторам своего фонда, и, несмотря на обещание Малхирна дистанцироваться от Боски и не пытаться участвовать в попытках поглощения, поблагодарил визитера и отказался.

Айкан и Боски уточнили количество приобретенных опционов, и Боски сказал Айкану, что им следует аккумулировать еще больше акций для усиления давления на Дэвиса. Но тот ответил Боски, что он обещал Дэвису не делать этого без его согласия. Боски позвонил Дэвису, и на сей раз щедрые похвалы и сердечность явно отсутствовали. Он пригрозил довести свою долю до 9,9% и добавил: «Мне нужны два места в совете директоров». Дэвис был непоколебим: «Этого не будет. Мы вам не рады. И точка».

Боски сделал короткую паузу и сказал: «Тогда выкупайте меня». Он запросил 45 долларов за акцию; торги в тот день закончились на цене 44 доллара. «Об этом не может быть и речи, – ответил Дэвис. – Когда акции будут продаваться по 45 долларов, я подумаю, стоит ли выкупать вашу долю». Незадолго до этого компания объявила о плане выкупа своих акций, но Дэвис не собирался платить за гринмейл, на что теперь рассчитывали Боски и Айкан.

Боски ничего не предпринимал. Он был потрясен своим другим, гораздо более нашумевшим провалом поглощения. Ранее в том году представители Fairness in Media, руководимой сенатором Джесси Хелмсом консервативной группы по наблюдению за средствами массовой информации, обратились к Боски, рассчитывая, что тот поддержит их попытку угрожать CBS враждебным поглощением. Боски нашел проект нелепым, но начал присматриваться к этой престижной радио– и телекомпании. Он пришел к заключению, что Федеральная комиссия по средствам массовой информации, по всей вероятности, не будет препятствовать попыткам враждебного поглощения, но знал, что он не сможет собрать капитал, позволяющий начать многомиллиардную процедуру поглощения самостоятельно. Однако если бы он смог накопить большую долю порядка 15%, то сумел бы, по крайней мере, вовлечь CBS «в игру». Несомненно, завладеть таким «камнем из короны» жаждали и другие. Боски знал, что в этом заинтересован Тед Тэрнер, и он помнил, как легко ему и Милкену удалось заставить Pacific Lumber и Harris Graphics сдаться враждебным сторонам. Он видел для себя шанс занять в скором времени место в совете директоров престижной компании. Боски начал аккумулировать акции, попросив Милкена покупать и для него.

Однако когда Боски представил свои данные в КЦББ, надеясь нагнать страху на CBS, компания дала ему решительный отпор. К великому разочарованию Боски, председатель совета директоров CBS Томас Ваймен даже не удостоил его личной встречей. Адвокаты CBS из Cravath, Swaine&Moore подали иск, обвинив Боски в том, что для приобретения своей доли он использовал слишком много заемных средств и нарушил установленные нормативы размера собственного капитала.

В день подачи иска Боски был мрачнее тучи. Он заподозрил предательство; как еще могли Cravath и CBS нацелиться на такую ахиллесову пяту? Боски никак не мог рисковать тем, что юристы CBS выведут его на чистую воду. Он, помимо того, не мог идти на риск разоблачения Милкена и немедленно отступил. Отказавшись от урегулирующих переговоров на предмет отказа от иска, он подписал соглашение о сохранении «статус-кво», обязуясь тем самым не приобретать больше акций CBS, и начал распродавать свою позицию.

Теперь, обессиленный набегами на CBS и Gulf+Western, Боски оказался в затруднительном положении с огромной долей Gulf+Western. Его доля в CBS могла быть легко продана с прибылью; улучшившиеся финансовые результаты компании и возникшие спекулятивные настроения, связанные со слухами о поглощении, существенно подняли цену акций, и он оставался в изрядном выигрыше. Но цена акций Gulf+Western упала.

Шли недели, цена акций Gulf+Western росла и к середине октября вновь достигла 44 долларов. Боски позвонил Малхирну. «Мне нравятся Gulf+Western, – сообщил он. – Я не намерен платить за них больше 45 долларов, и было бы здорово, если бы они по этой цене и торговались».

«Я понял», – ответил Малхирн. Обычно, когда Боски говорил, что ему что-то «нравится», это означало, что Малхирн может рассчитывать на большие доходы. Вследствие этого он начал скупать акции Gulf+Western, что способствовало дальнейшему повышению их цены. Один из его помощников задал ему вопрос, почему он их покупает, и Малхирн ответил: «Не знаю. Айвену эти акции нравятся». Для него это был достаточно веский мотив.

В конечном счете в значительной степени благодаря покупкам Малхирна цена достигла 45 долларов. Спустя несколько минут Малхирн увидел, как на ленте появилось сообщение о продаже пакета в 6,7 млн. акций Gulf+Western. Он понял, что Боски вышел из затруднительного положения, продав свою долю самой Gulf+Western, и оставил его с новой большой позицией. Далекий от того, чтобы ему «нравились» акции, Боски взвинтил цену, чтобы избавиться от них с большей прибылью, «Сукин сын», – громко сказал Малхирн, ни к кому не обращаясь.

В конце 1985 года Боски был как никогда далек от своей мечты стать современным Ротшильдом. И поэтому он снова обратился к единственному Человеку, который мог вывести его в первые ряды американских финансистов, – Майклу Милкену.

Эти двое обсуждали пути увеличения капитала Боски вот уже больше года, когда после провалов с CBS и Gulf+Western Боски сказал Милкену, что хочет продвинуться вперед в осуществлении плана крупнейшей арбитражной капитализации в истории. Согласно их более ранним наметкам, предполагалось, что Боски ликвидирует свою тогдашнюю компанию Ivan F. Boesky Corporation и мобилизует 220 млн. долларов во вкладах партнеров с ограниченной ответственностью. После этого Милкен должен был получить поступления в размере 660 млн. долларов от продажи бросовых облигаций. Это наделило бы их такой покупательной способностью, о какой Боски прежде мог лишь мечтать, – капиталом почти в миллиард долларов. Имея соотношение между привлеченными и собственными средствами три к одному, Боски обладал бы способностью инвестировать до 3 млрд. долларов. А от подобной атаки содрогнулись бы даже крупнейшие и могущественнейшие корпорации.

Ценой получения такой финансовой мощи было дальнейшее углубление зависимости от Милкена. Это быстро понял Конуэй. В начале 1986 года Merrill Lynch предложила Конуэю и Боски то, что представлялось благоприятной возможностью, почти лишенной риска: Gulton Industries подверглась нападению со стороны Mark IV Industries. Goldman, Sachs, представлявшая Gulton, разве что не умоляла Боски вмешаться в качестве «белого рыцаря» и спасти компанию-мишень, которую можно было купить менее чем за 50 млн. долларов. Конуэй изучил Gulton и ее операции и решил, что уговорить вложить в нее капитал можно даже осторожного Боски. Он сказал Боски, что сделка «настолько близка к идеальной, насколько это вообще возможно». Совет директоров Northview, орудие Боски в этой сделке, провел заседание и одобрил приобретение.

Затем, именно тогда, когда Конуэй полагал, что все препятствия устранены, Боски спросил его: «Должен ли я позвонить Майку Милкену и спросить, что он думает?»

«Нет!» – решительно воскликнул Конуэй. Это не было сделкой Drexel – управлять финансированием собиралась Merrill Lynch, так как именно она подыскала компанию для Боски, – и Конуэй понимал, что Милкен попытается пустить ее под откос. «Не говори с ним, Айвен, – умолял Конуэй. – У тебя останется от этого разговора неприятный осадок; тебя будут терзать разные смутные сомнения». Конуэй подчеркнул, что он будет «очень несчастлив», если Боски расскажет об этой сделке Милкену.

«Ладно, дай мне хотя бы подумать до утра», – сказал Боски.

Наутро, когда Merrill Lynch была готова к дальнейшим действиям, Боски вызвал Конуэя к себе в кабинет «Майк не уверен, что это хорошая сделка», – сказал он. Конуэй был ошеломлен. Милкен никак не мог знать о компании так же много, как Конуэй. Теперь Конуэю было ясно, что Боски даже не помочится без согласия Милкена. «Коммерческим банкиром тебе не стать», – гневно выпалил Конуэй и вышел из кабинета, хлопнув дверью. Вскоре Конуэй подал прошение об отставке, так и не заключив для Боски ни одной сделки.

Нэгл, взятый на работу для развития инвестиционного направления, был вынужден помогать Боски в поисках 220 млн. долларов для учреждения новой финансовой компании. Они обратились к семье Белзбергов, Риклису, лондонскому инвестору Джеральду Ронсону, председателю правления Heron International, певцу Полу Анке и застройщику Питеру Каликоу. В каждом случае Боски произносил свой заезженный панегирик прелестям арбитража. Он касался его истории, рассказывал про Густава Леви из Goldman, Sachs и про то, сколь огромные состояния накапливались, но никогда не афишировались. Он говорил, что новые финансовые операции Drexel предоставляют неслыханные возможности. «Это использование кредита для биржевой игры, – восклицал он под конец. – Это заоблачные выси».

Переговоры обычно быстро уходили в сторону от мудреных тонкостей арбитража. Так, у Каликоу на стене кабинета висели фотографии частных реактивных самолетов, и они с Боски пускались в детальные рассуждения о том, какими они хотели бы видеть свои будущие самолеты. Что же до Белзбергов, то они любили поговорить о мореплавании и показывали Боски фотографии своих любимых яхт.

В общем и целом инвесторы реагировали на предложение с энтузиазмом. Крупнейшим и, по мнению Нэгла, одним из самых загадочных частных инвесторов был Джеффри Пикоуэр, который вложил 28 млн. долларов. Нэгл не представлял, на чем Пикоуэр делает деньги; тот занимал несколько комнат без табличек в одном из безымянных манхэттенских небоскребов.

Другими инвесторами являлись Gould Inc., компания, о которой Боски узнал от брокера Kidder, Peabody Дона Литтла, вложившего в ее пенсионный фонд 5,7 млн. долларов; The British Water Authority Superannuation Fund, Национальное страховое агентство имени Линкольна; швейцарский Interallianz Bank; Northern Trust Co.; Милтон и Джозеф Дрезнеры, инвесторы из Нью-Йорка; и Мартин Перетц.

Тем не менее реакция Drexel на предложение Боски о финансировании была явно прохладной. Стивен Уэйнрот, инвестиционный банкир, пытавшийся в свое время отговорить Милкена от поддержки Познера в сделке с Fischbach, теперь присматривался к Боски. Фред Джозеф дал Уэйнроту указание подробно изучить предложение о финансировании, которое при поверхностном рассмотрении казалось крайне рискованным, учитывая, что основным бизнесом Боски является арбитраж.

Уэйнрот немедленно высказался против сделки. Финансовые отчеты Боски оказались на поверку бессмысленными; его большие позиции акций могли измениться за одну биржевую сессию. Не существовало способа оценки его активов потенциальными инвесторами. Боски даже отказался представить ежеквартальные отчеты, отражающие его позиции: он видел в этом передачу конфиденциальной информации. В случае скандала инвесторы могли понести колоссальные убытки.

Drexel наняла частного детектива для расследования деятельности Боски, но тот не обнаружил ничего, кроме нескольких запросов КЦББ, которые были благополучно удовлетворены. И все же Уэйнрот считал, что ему удастся убедить Джозефа и других в Drexel отказаться от сделки. Далее, в ноябре 1985 года, после фиаско с CBS и Gulf+Western, Боски и Милкен стали пытаться форсировать ликвидацию Ivan F. Boesky.

Планы Боски вызвали негативную реакцию и в Беверли-Хиллз. Один из главных советников Милкена Питер Аккерман выразил опасение по поводу того, что в руки Боски попадет слишком много денег. Таким их количеством, пояснил Аккерман, тот не сможет эффективно распорядиться и поддастся искушению вкладывать их в сделки даже без предварительного анализа. Лоуэлл Милкен, который был ближе к Милкену, чем кто бы то ни было, тоже был настроен против финансирования. Он говорил, что Боски ему не нравится и не вызывает у него доверия. Дал также выступал против финансирования, объясняя это тем, что в случае внезапного обвала на рынке Боски и инвесторы в облигации могут потерпеть громадные убытки. Когда Дал поделился своими подозрениями с Лоуэллом, тот ответил: «Я тоже не знаю, какого черта мы это делаем. Спроси моего брата».

Милкен вмиг отмел все их аргументы. «Drexel поддерживает победителей, а Боски – победитель», – вновь настойчиво заявил он, и на этом дискуссия закончилась. О чем Милкен не упомянул, так это об условии сделки, согласно которому он получал в компании Боски персональную долю обыкновенных акций. Это должно было еще теснее привязать Боски к Милкену.

Уэйнрот попытался действовать через голову Милкена и заблокировать сделку. Он умолял Джозефа отменить решение Милкена. Джозеф мог это сделать, но не стал.

Вначале рынок действовал так, будто стремился расстроить сделку вопреки интересам Милкена. Один за другим покупатели облигаций Drexel, в том числе и самые преданные, упирались, говоря, что они не будут инвестировать в арбитражный фонд. Дал, главный сейлсмен, даже отчаялся разместить облигации и боялся, что в конечном итоге сама же Drexel и останется их основным владельцем. Уэйнроту, Далу и другим все-таки удалось убедить Милкена изменить ряд условий размещения облигаций. Было необходимо наложить ряд ограничений. Боски пришел в ярость оттого, что ему особым условием запретили использовать поступления от размещения облигаций на покупку реактивного самолета «Гольфстрим», о котором он мечтал. Но были и более принципиальные ограничения. Боски жаждал неограниченного финансового рычага, а, согласно поправкам к проспекту эмиссии, соотношение заемных и собственных средств не должно было превышать трех к одному. Ему не хотелось никаких ограничений отношения собственного капитала к общей сумме активов, а, согласно вышеназванным поправкам, в случае падения стоимости его активов ниже заданного уровня убытки требовалось компенсировать. Дал, убедив Чарльза Китинга из Lincoln Savings купить облигации на 100 млн. долларов, упрочил свою репутацию и стал поистине легендарным сейлсменом. Завершение размещения облигаций на 660 млн. долларов, официально известного как Hudson Funding, было назначено на 21 марта 1986 года. Оно подразумевало ликвидацию Ivan F. Boesky Corporation и одновременное рождение Ivan F. Boesky Limited Partnership.

За свои старания в интересах Боски Милкен и Drexel заработали в качестве комиссии за размещение облигаций 24 млн. долларов. Кроме того, Милкену была предоставлена доля обыкновенных акций компании Боски на сумму в 5 млн. долларов (что, по сути, стало примером той опасной ситуации, когда инвестиционный банкир имеет корыстный интерес в арбитражной операции). Никто в Drexel, за исключением сотрудников отдела высокодоходных облигаций в Беверли-Хиллз, про это условие не знал. Теперь между Боски и Милкеном оставался единственный нерешенный вопрос: выплата Милкену того, что Боски задолжал ему в круговерти их противозаконных операций. Держа на счете 660 млн. долларов, полученных от реализации облигаций, Милкен невозмутимо сообщил Боски, что ликвидация Ivan F. Boesky не состоится, пока тот не выплатит долг.

Утром 21 марта, в день ликвидации, Боски в суматохе телефонных разговоров согласился произвести платеж. Но было уже слишком поздно прибегать для этого к операциям с ценными бумагами, как они делали прежде. Боски продал Милкену несколько свидетельств о собственности на недвижимость и ценные бумаги United Artists по ценам ниже рыночных. Однако, по подсчетам Мурадяна и Тернера, оставалась неуплаченной значительная сумма – 5,3 млн. долларов. Стремясь уладить проблему, чтобы продолжить ликвидацию, Боски сделал то, чего он никогда раньше во время своих махинаций с Милкеном не делал: он поручил Мурадяну выписать чек на 5,3 млн. долларов и обозначить платеж как «торговые комиссионные».

И все, может быть, прошло бы гладко, если бы не бухгалтеры Боски из OAD. Эта аудиторская фирма была приглашена для изучения отчетности Ivan F. Boesky Corporation и выпуска так называемого «успокоительного письма». И хотя такое письмо не является свидетельством полномасштабной, аудиторской проверки, оно представляет собой подтверждение бухгалтерами отсутствия явных нарушений и, в соответствии со своим названием, предназначено для того, чтобы заверить инвесторов новой компании в ее надежности., Ivan F. Boesky Corporation официально перестала существовать в 4 часа пополудни, с закрытием биржи, и бухгалтеры находились в ее бывшем офисе, чтобы подбить окончательные итоги по последним дням ее существования.

Питеру Теставерде, одному из партнеров OAD, курировавшему компанию Боски и отвечавшему за ликвидацию Hudson Funding, было поручено встретиться с Мурадяном в конференц-зале, чтобы проверить самые последние операции. Теставерде был старым другом Мурадяна и ожидал, что процедура будет рутинной. Однако примерно в 16.10 Теставерде увидел подлежащий оплате счет на 10 000 долларов. «Что это?» – спросил он Мурадяна.

Мурадян заглянул в гроссбух и тут же смутился: в суматохе миллиардной сделки он не уделил достаточно внимания такой мелочи, как счету на 10 000 долларов. «Точно не знаю», – сказал он.

«Мне нужен какой-нибудь документ на это», – сказал Теставерде.

«Да ладно тебе, Пит», – ответил Мурадян, подразумевая, что сумма несущественная.

«Мне необходим оправдательный документ, Сет, – настаивал Теставерде. – Прости, но ничего не поделаешь».

Теперь заволновался Мурадян. «Ради Бога, Пит, – сказал он. – Что ты мне этим голову морочишь?» Затем, не подумав, он выпалил то, что было у него на уме: «Какого хрена ты беспокоишься из-за каких-то десяти тысяч, когда у меня тут таких долгов на 5,3 миллиона?»

Внезапно в комнате повисла гробовая тишина, и Мурадян пожалел, что не может взять свои слова обратно. В конце концов он ведь пока еще не осуществил платеж и даже не успел внести это в книги как счет, подлежащий оплате. Разумеется, коль скоро он произведет платеж позднее в тот день или на следующий день, его придется как-то оформлять, но, пока этого не произошло, кому какое дело? К тому времени сделка была бы полностью завершена. Он молился, чтобы никто не обратил на обмолвку внимания, но по выражению лица Теставерде понял, что кот выпущен из мешка.

«Какие-такие 5,3 миллиона?» – спросил явно встревоженный Теставерде.

«О, забудь, – ответил Мурадян. – Забудь, что я вообще это сказал. Не будем сейчас об этом говорить». Теставерде собрал свои записи, положил их в портфель и собрался уходить. «Нет!»– закричал Мурадян, придя в неистовство при мысли о том, что из-за него ликвидация не состоится. – Не уходи! Мы можем это уладить».

Но когда Мурадян подтвердил, что у него действительно имеется кредиторская задолженность в размере 5,3 млн. долларов, на которую у него нет ни документации, ни счета, ни счета-фактуры – ничего, кроме распоряжения Боски произвести платеж, – Теставерде ушел в свой офис, находившийся в квартале от конторы Боски. Он сказал, что не сможет продолжать проверку, пока не переговорит со своим старшим партнером Стивеном Оппенгеймом.

Мурадян ждал в конференц-зале, выкуривая сигарету за сигаретой, почти парализованный от тревоги. После того как прошло, казалось, несколько часов, а на самом деле немногим более 15 минут, зазвонил телефон.

«Ты тупой долбаный ублюдок, – вопил Боски. – Ты безмозглый сукин сын. Что, черт возьми, ты себе позволяешь?» Мурадян ни разу за годы работы с Боски не слышал, чтобы тот так сквернословил. Прежде чем он успел ответить, Боски швырнул трубку. Спустя несколько минут вновь раздался звонок. «Ты тупой долбаный ублюдок», – опять начал Боски. В течение следующего часа Боски позвонил четыре или пять раз. Он снова и снова кричал: «Ты тупой долбаный ублюдок», пока это, казалось, навеки не засело у Мурадяна в голове.

Мурадян чувствовал себя раздавленным. Он уже не рассчитывал ни на какую премию. Мало того, его могли уволить. Имея за плечами санкции КЦББ, он вряд ли нашел бы другую работу в финансовой сфере.

В офисе OAD Оппенгейм сказал Боски, что без документов фирма не выпустит «успокоительного письма», что означало срыв сделки. Немного успокоившись, Боски позвонил Милкену. Они поспешно договорились оформить погашение 5,3 млн. долларов как оплату «консультаций», Drexel все же провела немало исследований по различным проектам Боски. «Вспомнив» вдруг про огромную задолженность за исследования и другие побочные консультации, Боски связался со своими бухгалтерами и юристами.

Все согласились продолжить работу на основании приведенных Боски доводов, понимая, что документация по операции будет предоставлена незамедлительно. В Беверли-Хиллз Милкен поручил своему брату Лоуэллу составить письмо, которое должно было стать основанием для оплаты вознаграждения за консультации. Лоуэлл Милкен подозвал случайно оказавшегося поблизости Дональда Болсера, второразрядного клерка, и заставил его поставить подпись рядом со своей.

Несмотря на эти весьма подозрительные маневры вокруг крупного платежа, бухгалтеры и адвокаты Боски заверили его, что никаких проблем не будет. Боски заметно успокоился, однако не удосужился позвонить Мурадяну. Лишь около 7.30 вечера Мурадяну, дабы его утешить, позвонил Нэгл. «Все утряслось, – сказал он. – Drexel высылает счет для оплаты услуг по консультациям. Айвен остыл».

Мурадян испытал такое облегчение, что не стал долго думать над услышанным. Из всей своей предыдущей работы с Тернером он заключил, что Боски и Милкен как-то и в чем-то сотрудничают, и Drexel, возможно, проводит какие-то исследования. Если так, думал он, то, конечно, весь этот шум да гам выглядит, по меньшей мере, странно, но кто он такой, чтобы задавать вопросы? У него и без того достаточно неприятностей.

Три дня спустя пришел счет-фактура от Drexel. Он гласил: «За консультационное обслуживание в соответствии с соглашением от 21 марта 1986 года, $5 300 000». Сопроводительное письмо от Тернера было кратким и конкретным:

М-р Боски,

Просим выслать чек на прилагаемый счета-фактуру непосредственно мне по адресу, указанному выше.

Адрес, разумеется, был не нью-йоркский, а лос-анджелесский. Мурадян послушно выполнил указание и выслал чек.

Потаенные страхи Мурадяна не сбылись. Почти 1 млрд. долларов, аккумулированный благодаря вкладам инвесторов и размещению облигаций, осуществленному в соответствии с графиком, сделал арбитражную компанию Боски одной из мощнейших в истории. Мурадян не только не был уволен, но и получил премию в размере 350 000 долларов. Его не обидел тот факт, что другие в том году получили намного больше: Давидофф, главный трейдер, получил 1,5 млн., Лессман – свыше 1 млн., Нэгл – 1 млн. 1 млн. получил и Уэкили, хотя Мурадян понятия не имел, чем тот вообще занимается.

Мурадян был счастлив уже оттого, что у него есть работа, а то обстоятельство, что он служит в фирме, недавно ставшей богаче почти на миллиард долларов, делало его еще счастливее. «Мы разбогатеем! Счастье нам улыбнулось», – ликующе сообщил он жене, когда понял, что учреждение новой компании будет доведено до конца. Но он никогда не забывал событий 21 марта; боль и унижение от угроз Боски оставили в его душе неизгладимый след.

***

1. Ha пике своей карьеры арбитражер Айвен Боски обладал покупательной мощью в 3 млрд, долларов, которой было достаточно, чтобы повергнуть в ужас почти любую корпорацию одним телефонным звонком. «Жадность – это хорошо», – сказал он в 1986 году выпускникам Калифорнийского университета, сформулировав лозунг десятилетия.

2. Сидя за Х-образным торговым столом в Беверли Хиллз, Майкл Милкен правил империей бросовых облигаций, которая в конце 1985 года хвастливо сообщила о новых эмиссиях на 125 млрд, долларов, что означало почти девятикратный прирост всего за десять лет. Он был самым могущественным человеком в американском финансовом мире – и одним из богатейших, заработав в одном только 1986 году 550 млн. долларов. «Мы нападем на General Motors, Ford и IBM, – сказал он одному из коллег, – и заставим их дрожать от страха».

3. 200-акровое поместье Боски в округе Уэстчестер включало в себя особняк в георгианском стиле, крытый теннисный корт с надувным куполом и примыкающие корты для игры в сквош. Ковровое покрытие было украшено рельефной монограммой IFB – инициалами владельца. Позднее Боски подал заявку на переделку особняка в копию Монтичелло, дома Томаса Джефферсона.

4. Мало кто знал настоящего Боски; этой привилегии не было даже у его жены Симы. Он сказал одному из своих служащих, что мечтает стать «современным Ротшильдом». Но, помимо того, он вел множество тайных жизней. В одной из конфиденциальных бесед он сообщил, что был агентом ЦРУ в Иране. Его постоянным спутником был таинственный иранец Хушанг Уэкили, годовой оклад которого равнялся 1 млн. долларов, и никто, кроме Боски, не знал, чем тот занимается. Боски неизменно сопровождали вооруженные телохранители. «В этом бизнесе необходима безопасность», – сказал он одному из своих гостей.

5. На конференции по задолженности стран Латинской Америки в Тихуане, Мексика, Милкен выступал на фоне собственного огромного фотопортрета. Его называли «гением» и «королем», человеком, который может решить любую проблему, будь то кризис задолженности стран «третьего мира», кризис в индустрии сбережений и ссуд или проблема платежного баланса.

6. Мартин Сигел был «золотым мальчиком» Kidder, Peabody&Co., одним из ведущих инвестиционных банкиров страны, символом новой эры на Уолл-стрит. Он был человеком, который имел все, но считал, что этого всего ему мало. Именно в то время, когда пресса расхваливала его на все лады – так, «Г»нанес уик» назвал его «сердцебиением Греты Гарбо», – он стал жить двойной жизнью, атрибутами которой были тайные встречи и портфели с деньгами.

7. Хоть имя Денниса Ливайна в Обозрении» фирмы Lehman Brothers за 1983год и не упоминалось, там была эта фотография, на которой он (третий справа) снят вместе с коллегами из отдела слияний и поглощений. Позднее этот снимок был использован следователями наряду с другими для установления личности таинственного «мистера Даймонда», клиента Bank Leu на Багамах. Служащие банка указали на Ливайна.

8. Став главным управляющим Drexel, Фредерик Джозеф клятвенно пообещал сделать из фирмы конкурента Salomon Brothers и Goldman, Sachs. Поставленная им цель казалась неосуществимой, но он ее добился. Однако до тех пор, пока не стало слишком поздно, он не мог поверить, что Милкен – человек, благодаря которому это произошло, – уничтожит все, что создал.

9. Председатель совета директоров Kidder, Peabody Ральф Денунцио рискнул будущим фирмы, сделав ставку на Сигела, и его риск оправдал себя с лихвой. Узнав же, что по крайней мере часть успеха Сигела объясняется использованием внутренней информации из Goldman, Sachs, он произнес всего три слова: «Смотри, не прогадай».

10. Сторонник жесткой линии, Манхэттенский федеральный окружной прокурор Рудольф Джулиани (слева) вдохнул в свое ведомство новую жизнь. Когда КЦББ заявила о своем решении ускорить производство по делу Милкена без согласия на то окружной прокуратуры, он пригрозил, что добьется прекращения дела. Однако именно он стоял во главе наиболее эффективной серии правоприменительных акций на Уолл-стрит со времен принятия законов о ценных бумагах. Одним из его главных заместителей стал Брюс Бэрд (справа).

11. Помощник федерального прокурора Чарльз Карберри, начальник отдела мошенничеств с ценными бумагами, добился заключения сделок о признании вины с Деннисом Ливайном и Айвеном Боски. Один из наиболее авторитетных и располагающих к себе сотрудников в прокуратуре, он ушел в отставку после того, как проведенные по его инициативе аресты трех крупнейших арбитраже ров привели в итоге к отказу от предъявленных им обвинений.

12. Никто не работал дольше и напряженнее ради того, чтобы преступники с Уолл-стрит попали в руки правосудия, чем Гэри Линч, начальник управления по надзору за законностью Комиссии по ценным бумагам и биржам. Он был настолько деморализован критикой в прессе заключенных с Боски мирового соглашения (одним из условий которого была выплата последним 100 млн. долларов) и сделки о признании вины, что едва не ушел в отставку. Но он сплотил своих служащих, воодушевив их на продолжение борьбы. «Мы занимаемся тем, что, возможно, станет важнейшим делом нашей жизни», – сказал он.

13. Несмотря на то, что Милкен всегда сторонился репортеров, ему становилось все труднее избегать фотографов и телеоператоров после того, как стало известно, что он находится под следствием. По правую руку от Милкена – глава Ingersoll Publications Ральф Ингерсолл, один из основных его клиентов и рьяных поборников его невиновности. Ингерсолл, выбранный имиджмейкерами Милкена на роль оппонента Джулианы в телепередаче «Ночные комментарии» на канале Эй-би-си, полностью провалил возложенную на него миссию, не к месту употребляя сочиненные ими пропагандистские тезисы.

14. Лайза Энн Джонс убежала из дома и разбогатела, работая на Милкена в Беверли-Хиллз, но ее чрезмерная преданность своему благосостоянию вышла ей боком. После дачи на допросах ложных показаний, призванных выгородить Милкена, она была предана суду по обвинению в лжесвидетельстве. Она стала первой из служащих Drexel, осужденных на волне инсайдерского скандала, и первой начала отбывать тюремное заключение.

15. Лучшим другом Боски на Уолл-стрит был Джон Малхирн. Узнав, что Боски дал уличающие его показания, Малхирн, страдавший маниакально-депрессивным психозом, погрузил в свой автомобиль небольшой оружейный арсенал и поехал убивать Боски. Один из немногих предполагаемых участников преступного сговора, чье дело было доведено до суда, он был осужден, но оправдан по апелляции.

16. Поток критики в прессе и на телевидении в результате объявления о заключенной с Боски сделке о признании вины, сразу же сделал Боски национальным символом алчности. Делая в апреле 1987 года заявление о признании вины, он выглядел исхудалым и изможденным. Он надеялся избежать репортеров, незаметно покинув здание федерального суда через боковую дверь, но съемочные группы следили за всеми входами и выходами. Когда он вышел наружу, они бросились к нему и, дабы сэкономить время, стали перелезать через припаркованные автомобили.

17. В феврале 1987 года, после заявления о признании вины и сотрудничества с прокуратурой, Деннис Ливайн явился в федеральный суд в Уайт-Плейнс, пригороде Нью-Йорка, где был приговорен к двум годам тюрьмы. Он согласился уплатить штрафы и компенсации в размере 11,6 млн. долларов. «С помощью предоставленной им информации было разоблачено целое „змеиное гнездо“», – сказал судья, выносящий приговор. Слева на фотографии – жена Ливайна Лори, а между ними – один из его адвокатов, Мартин Флюменбаум.

18. Явившись в апреле 1989 года в федеральный суд, чтобы заявить о своей невиновности по вынесении обвинительного акта из 98 пунктов, Милкен вымученно улыбался. По правую руку от него – его жена Лори. Непосредственно за ним – один из его главных «пиар»-представителей Кеннет Лерер. По бокам от Лерера – адвокаты Милкена Мартин Флюменбаум (слева) и частично заслоненный Артур Лаймен (справа, седой). За Лерером – брат Милкена Лоуэлл, сообвиняемый по обвинительному акту.

19. Милкен нанял мощнейшую «пиар»-команду из всех когда-либо приглашенных одним обвиняемым. Одним из ведущих стратегов пропагандистской кампании в его защиту была бывший врач-иглотерапевт Линда Робинсон, которая в свое время поддержала предвыборную кампанию Рональда Рейгана и привнесла в «пабликрилэйшнз» характерную для республиканцев агрессивную тактику создания негативного паблисити. Она пользовалась громадным влиянием – как в силу собственного положения, так и благодаря ее могущественному мужу, председателю правления Атеricап Express Джеймсу Робинсону, который заснят рядом с ней на одном из благотворительных празднеств (слева). Гонорары адвокатов и «пиар»-агентов Милкена были настолько высоки, что Drехеl, которая платила по его счетам, поставила его на бюджет в 1,25 млн. долларов в месяц.

20. Первое столкновение Милкена с потенциально враждебной аудиторией имело место на слушаниях в конгрессе, проведенных в апреле 1988 года по инициативе конгрессмена Джона Дингелла. Следуя совету своего адвоката, легендарного Эдварда Беннетта Уильямса (на фото – рядом с Милкеном), Милкен, воспользовавшись Пятой поправкой, отказался отвечать на вопросы. Позднее в том году Уильямс умер, и прилетевший в Вашингтон Милкен плакал на похоронах, закрыв лицо ладонями.

21. Артур Лаймен (на фото – справа от Милкена) занял нишу, образовавшуюся со смертью Уильямса, и стал главным адвокатом Милкена. Более всего известный своей ролью в транслировавшихся по телевидению слушаниях в связи со скандалом «Иран-контрас», Лаймен презирал разговоры об урегулировании и называл Милкена «национальным достоянием». В стане Милкена царило низкопоклонство; консультанты Милкена говорили ему главным образом то, что он хотел услышать.

22. Учитывая вероятность наличия среди присяжных большого числа представителей нацменьшинств, Милкен начал кампанию по завоеванию симпатий негров. На вечеринке, устроенной им в Лос-Анджелесе для чернокожих учащихся неполной средней школы, он провозгласил Джесси Джексона своим «близким другом». На этом снимке Милкен распоряжается на одном благотворительном мероприятии в Лос-Анджелесе.

23. Какое-то время Милкену удавалось удерживать потенциальных свидетелей, по выражению Уильямса, в «укрытии», но затем они один за другим перешли на сторону властей. Первой серьезной утратой стал Джеймс Дал (слева), «Роберт Редфорд в мире облигаций» и главный сейлсмен Милкена. Милкен перестал разговаривать с Долом и перевел его на другой, менее престижный этаж офиса в Беверли-Хиллз. Это, однако, не удержало Дала от дачи показании против Милкена. За Долом последовал Террен Пейзер (справа внизу) – трейдер, который любил обмениваться с Милкеном панибратским шлепком по, ладони, сидя за торговым столом, но при этом тайно хранил уличающие документы, переданные в итоге в прокуратуру в обмен на иммунитет от уголовного преследования. Наиболее ценным сотрудничающим свидетелем по делу. Милкена стал Сетраг Мурадян (справа вверху), бухгалтер Боски. Мурадян вел учетные записи по секретному соглашению между Боски и Милкеном.

25. Став секретным агентом правоохранительных органов, Боски тайно записал на магнитофонную ленту разговор с Милкеном во время встречи с ним в своем номере-люкс отеля «Беверли-Хиллз» (на фото) – массивного розового здания, владельцем контрольного пакета акций которого он являлся. Боски не знал, что Милкен в разговоре с одним из своих коллег сказал, что не сомневается в том, что беседа с Боски будет записываться. Тем не менее Милкен сделал на встрече ряд самоуличающих замечаний и позднее сказал, что был «недостаточно осторожен».

26. Милкен и его адвокаты часто заявляли, что на любом судебном процессе слова Милкена будут сочтены более достоверными, нежели показания Боски, но документы подтверждали сказанное Боски. Вверху – копия подложного счета-фактуры, по которому Drexel причиталось 5,3 млн. долларов якобы за «консультационное обслуживание», а на деле – в счет погашения задолженности в рамках преступного сговора Боски с Милкеном. Этот документ стал одной из ахиллесовых пят защиты Милкена. Внизу – копия анонимного письма из Каракаса, присланного в отделнадзора Merrill Lynch. Оно далоначало следствию по делу Ливайна («мистера Даймонда»), раскрутившему маховик инсайдерского скандала на Уолл-стрит.

28. После того как Сигел, бывший в свое время «консультантом» секретного арбитражного отдела Kidder, Peabody, дал показания, уличающие Ричарда Уигтона (справа), тот был закован в наручники и проведен через торговый зал Kidder. За все время производства по его делу Уигтон ни разу не выказал никаких эмоций, оставшись внешне безучастным даже тогда, когда выдвинутые против него обвинения были сняты, что стало одной из крупнейших неудач Манхэттенской федеральной прокуратуры. Слева от Уигтона – его адвокат Стэнли Аркин.

29. Goldman, Sachs стояла горой за Роберта Фримена – своего партнера и начальника арбитражного отдела – даже тогда, когда появлялось все больше доказательств тому, что Фримен был участником широкомасштабного преступного сговора с Сигелом. В конечном счете Фримен признал себя виновным в одном преступлении. Это произошло после того как он признал, что Сигел дал ему ценную информацию о развитии событий в сделке с Beatrice, произнеся загадочную на первый взгляд фразу «У вашего кролика отличный нюх». Забавно, что сам Сигел об этом случае ничего не помнил.

30. Бывшие коллеги Сигела с Уолл-стрит поносили его за сотрудничество с правоохранительными органами, и ему пришлось пережить своего рода бессрочную ссылку и тягостное ожидание вынесения приговора. Но в итоге его сотрудничество окупилось сторицей. Судья отдал должное его искренности и приговорил его всего лишь к двум месяцам тюрьмы. Выслушав приговор, Сигел поспешно покинул здание суда со своей женой Джейн Дей.

31. Судопроизводство по делу Милкена было поручено Кимбе Вуд, недавно назначенной в федеральный суд Рейганом. Несмотря на мягкие манеры, она отклонила просьбу Милкена о снисхождении.

32. В ноябре 1990 года Милкен был приговорен к десяти годам тюрьмы. Он согласился уплатить штрафы и компенсации в размере 600 млн. долларов.

Содержание

Далее