|
Товарные операции – не для слабонервных. Особенно сегодня.
Мировые товарные биржи обычно имеют дело с пищевыми продуктами и сырьем, в том числе сахаром, соевыми, пшеницей, картофелем, джутом, кофе, яйцами, древесиной, морожеными индейками, мороженой свининой, живыми поросятами, живым рогатым скотом, какао, нефтью, резиной, хлопком, апельсиновым соком, алюминием, медью, жестью, свинцом, никелем, цинком, серебром и золотом.
Основная часть мировой товарной торговли сосредоточена в трех городах – Лондоне, Нью-Йорке и Чикаго, хотя по всему земному шару раскиданы десятки более мелких, но таких же безумных бирж.
Но на всех биржах игра происходит примерно одинаково. Продавцы и покупатели собираются вместе, причем и у тех, и у других на уме только одно: продавцы хотят продать как можно дороже, а покупатели – купить как можно дешевле. Это знают все студенты-первокурсники экономических колледжей. Если предложение превышает спрос – цена падает. Если спрос превышает предложение – цена растет.
Однако на практике товарные сделки делятся на две категории – реальные и фьючерсные. Если вам требуется сам товар, вы заключаете реальную сделку. Например, закупаете тысячу бушелей пшеницы, потому что они вам необходимы сегодня или в ближайшее время. Что же касается фьючерсных сделок, то здесь вас интересует не сам продукт, а возможность сыграть на разнице в ценах, и вам меньше всего хотелось бы, чтобы эту тысячу бушелей пшеницы сегодня сгрузили у вашей двери.
Разобраться в сделках с реальным товаром легче всего на примере таких компаний, как «Нестле», «Херши» или «Кэдбери», для производственных нужд которых постоянно требуется сахар. Если объем продаж на бирже неожиданно увеличивается, им выгодно покупать сахар прямо сейчас. В этом случае они через брокера осуществляют на бирже реальные сделки. Но представим себе ситуацию, когда главный закупщик сахара для этих компаний услышал, что в следующем году может быть плохой урожай. Меньшее предложение сырья приведет к росту его цены и соответственно увеличит стоимость производства сахара. Но если закупщик увеличит его продажную цену, то есть риск, что объем продаж уменьшится. Поэтому он заключает фьючерсные сделки – покупает сахар, который еще не произведен, по фиксированной цене, с поставками через четыре, шесть или даже восемь месяцев. Если цена остается на том же уровне – он ничего не теряет и ничего не выигрывает. Если цена повышается – он выигрывает, потому что продавец согласился продать ему еще не произведенный сахар по цене, независимой от рыночной на момент поставки. Если же он плохо рассчитал и урожай оказался хорошим (что привело к понижению цен), то он слишком дорого заплатил за свой сахар и у него могут возникнуть трудности с его сбытом.
Могут, но скорей всего не возникнут, потому что товарные биржи – это то место, где можно свести риск к минимуму.
Покупая или продавая товар по фьючерсным сделкам (иными словами, играя на повышение или на понижение), этот главный закупщик внимательно следит за рынком, чтобы обезопасить себя. Он может продавать фьючерсы при покупке реального товара и покупать фьючерсы при его продаже. Главное, чтобы в результате плюсы в одной колонке и минусы в другой примерно покрывали друг друга.
Но у фьючерсных сделок есть и другой аспект.
И это связано с биржевыми спекуляциями.
Товарные операции всегда были привлекательны для частных инвесторов из-за стремительности игры и огромных сумм, которые можно выиграть, делая очень небольшие ставки.
Вступительный взнос так мал, потому что примерно на шестой день творенья Господь придумал сделки с отсроченным платежом.
Такой взнос часто называют маржей, и это означает, что биржевой игрок, как правило, может купить фьючерс приблизительно за 10 % его реальной стоимости.
Возьмем опять сахар.
Для простоты будем считать, что сейчас январь и на рынке есть контракты на поставку пятидесяти тонн сахара в марте по цене 160 долларов за тонну. Это составляет восемь тысяч долларов за контракт или восемьсот долларов в качестве первичного взноса. Через десять недель, десять дней или даже десять минут цена подскакивает до 170 долларов за тонну. Каждый контракт теперь стоит восемь с половиной тысяч долларов. Кто-то только что заработал пятьдесят долларов на одном контракте.
Если это не впечатляет, то представьте себе человека, заключившего сто таких контрактов. Он только что заработал пять «штук». А если у него была тысяча контрактов? Тогда он заработал пятьдесят «штук». Конечно, не исключено, что цена на сахар могла так же стремительно и упасть на десять долларов за тонну. Когда это происходит, брокер садится на телефон и просит игрока восполнить утрату денег на счету. Это означает, что игроку нужно выложить пять или пятьдесят «штук», или другую необходимую сумму, чтобы не выйти из игры.
Усиливает ажиотаж и то, что расчеты производятся ежедневно, т. е. доход поступает на счет игрока, а убыток оттуда списывается. Когда кто-то играет на повышение при растущем рынке, деньги (как правило) поступают на его счет каждый день и могут быть использованы на вступительные взносы для других контрактов. То же самое происходит, когда кто-то играет на понижение при падающем рынке. Таким образом, игрок, заработавший пятьдесят тысяч долларов, может использовать их на покупку контрактов на сумму пятьсот тысяч долларов, не выложив при этом ни пенни из своего кармана.
Когда эта схема срабатывает – весь мир у твоих ног.
Но бывает и по-другому, и тогда ты лежишь во прахе под ногами у всего мира.
В отличие от фондовой биржи игра на товарной бирже в сумме всегда дает ноль. Это означает, что на каждого выигравшего обязательно есть проигравший, и прибыль одного – это убыток другого.
Еще одно отличие товарной биржи от фондовой заключается в том, что на товарных биржах существуют лимиты. Если стоимость акций «Дженерал моторс» или «50К» может меняться каждый день в зависимости только от настроения и причуд свободного рынка, то на товарные операции ежедневно устанавливаются верхние и нижние границы. Возьмите, например, лимиты на сою на бирже «Чикаго борд оф трейд». Они устанавливаются в пределах сорока центов за бушель в обе стороны от средней цены, сложившейся на конец предыдущего дня торгов. Средняя цена есть среднее значение между ценой продажи и ценой покупки. Сорок центов кажутся не очень большой суммой, но сою продают бушелями и каждый контракт – это пять тысяч бушелей. Таким образом, сорок центов выливаются в две тысячи долларов. При неустойчивом рынке не редкость, когда этот лимит исчерпывается за первые несколько минут торгов. У того, кто захочет выйти из игры, может просто не хватить времени. Как и у того, кто захочет вступить в игру. Причем это может продолжаться несколько дней подряд. А теперь представьте себе, как в такой ситуации чувствует себя тот, у кого на руках сто контрактов, от которых он хотел бы отделаться.
Существуют еще и арбитражные сделки.
Цена на тот или иной товар в Лондоне не обязательно должна совпадать с ценой на этот же товар в Чикаго. Часто случается, что эти цены отличаются на несколько центов. Может показаться, что продавать сою по 5,25 доллара за бушель в Лондоне и покупать ее по 5,22 доллара в Чикаго не так уж выгодно. Но три цента с каждых пяти тысяч бушелей дают 150 долларов на одном контракте. Умножьте 150 долларов на сто контрактов и возьмите десять процентов от этой суммы. Несколько минут на телефоне, и, у вас в руках полторы тысячи долларов, заработанные на трансатлантической арбитражной сделке. Суть в том, что при достаточно больших объемах даже малый процент может выразиться в значительной сумме. Все, что требуется, – вступить в игру, когда проценты меняются в нужном направлении.
Разумеется, полторы тысячи долларов не сделают вас миллионером, если, конечно, вы не занимаетесь этим несколько раз в день пять дней в неделю. Но если частные сделки в операционных залах бирж Европы довольно редки, то на американских биржах можно найти игроков, работающих только на себя. Они и берутся за эти полуторатысячные сделки и готовы понести убытки в восемьсот долларов на следующих торгах, потому что знают: главное – это конечный итог.
Для большинства игроков самый легкий способ вступить в игру – обратиться к брокеру. Берете телефонную трубку и говорите ему, что вы хотели бы продавать или покупать. А затем поддерживаете с ним постоянный контакт, принимая все решения самостоятельно. Беда только в том, что дилеры в операционных залах первыми вступают в игру и первыми из нее выходят, а вы узнаете новости из вторых рук. Обычно эта проблема решается с помощью брокерского счета. Другими словами, вы даете брокеру некоторую сумму денег, и он играет за вас. А вы к конце каждого месяца получаете уведомление о положении дел на вашем счету.
Может показаться, что это самый безболезненный метод. Но при этом нужно абсолютно доверять брокеру, распоряжающемуся вашим счетом, потому что ему до смешного легко сделать так, что все ваши выигрыши обернутся потерями в его пользу.
Здесь следует четко и недвусмысленно заявить, что большинство брокеров работает честно. Им достаточно того, что вы рискуете своими деньгами, а они получают процент с ваших операций. Большинство брокеров гордятся тем, что зарабатывают деньги для своих клиентов.
Но бывают и исключения.
В Англии в начале 1980-х годов появилась восходящая звезда по имени Кейт Хант, очень молодой человек, основавший компанию под названием «Иксчендж секьюритиз энд коммодитиз». Он предлагал клиентам услуги, основанные на его таланте предвидеть изменения на рынке золота в обмен на процент с доходов. За 1978 – 1982 годы он мог похвастаться средней годовой прибылью в 93%. Он также изобрел пари «индекс», которое сегодня является одним из популярных развлечений в лондонском Сити. Идея в том, что вместо операций через брокера вы можете проводить те же операции через букмекера. Покупаете ли вы золото или продаете фунты, специальный букмекер может принять вашу ставку. За каждый пункт платится определенная сумма денег. Притягательность этой игры в том, что выигрыши считаются доходами от азартных игр и не облагаются налогом. Тогда как прибыли от товарных операций через брокера рассматриваются как приращение капитала.
К весне 1983 года империя Ханта процветала. Фонды клиентов составляли восемнадцать миллионов фунтов стерлингов, и еще полмиллиона каждую неделю приходили по почте.
Примерно в это же время к нему явились джентльмены из министерства торговли и попросили показать контракты на некоторые торговые операции. Он не мог предъявить ни этих контрактов, ни каких-либо других, потому что за последние шесть месяцев он вообще не вел никаких торговых операций. Сообразив, что власти решили взяться за него всерьез, и памятуя, что береженого бог бережет, Хант исчез. Вместе с десятью миллионами фунтов.
В 1984 году группа инвесторов из Соединенных Штатов заявила, что пятнадцать миллионов долларов якобы испарились во время арбитражной сделки с сахаром, проведенной компанией «Конти коммодити сервисиз», чей офис располагался в Перл-Ривер, штат Нью-Йорк. «Конти коммодити сервисиз», дочерняя компания, целиком принадлежащая частной империи «Континентал грэйн», считается третьей по величине брокерской компанией в Соединенных Штатах и ежегодно зарабатывает на комиссионных около ста миллионов долларов или даже больше. В своей жалобе инвесторы утверждали, что «Конти» превысила установленные лимиты торгов и в придачу торговала какао. Представитель «Конти» согласился, что в их программу арбитража входил главным образом сахар, но в целом в рамках программы можно было торговать несколькими товарами. Впрочем, нет ничего удивительного, что компания столкнулась с трудностями при торговле какао – рынок какао рухнул всего лишь за несколько месяцев до того, как начали поступать жалобы.
Инвесторы вносили деньги на один из дискреционных счетов «Конти», причем суммы иногда доходили до пятидесяти – ста тысяч долларов. Вот и все. Никаких ухищрений. Никакого воображения. Ничего не нужно делать самому. Сиди и надейся на брокеров из Перл-Ривер, которые будут за тебя работать.
Вдобавок «Конти» всегда настаивала, чтобы клиенты, перед тем как открыть счета, подписали заявления о том, что осведомлены о риске подобных операций. Форма таких заявлений разработана американской комиссией по фьючерсным сделкам, и они еще больше увеличивают и без того чрезвычайно рискованный характер игры на товарной бирже. Это похоже на то, как производитель сигарет печатает на пачке: «Курение опасно для вашего здоровья».
В начале 1984 года некоторые вкладчики «Конти» стали жаловаться, что не получают никаких сведений о состоянии своих счетов, что счета не закрываются по первому требованию, что служащие «Конти» не отвечают на телефонные звонки и что суммы на счетах, мягко говоря, разочаровывают.
Один инвестор, вложивший в программу девяносто, семь тысяч долларов и постоянно получавший сообщения, что эта сумма растет, остался всего с сорока тремя тысячами. Другой, вложивший пятьдесят тысяч долларов, к конце концов получил от «Конти» сообщение, что не только потерял все свои деньги, но и остался должен «Конти» еще семнадцать тысяч. Третий (брокер фондовой биржи, который мог бы быть и предусмотрительней) заявил, что отправил «Конти» восемьдесят пять тысяч, с тем чтобы большая часть этих денег была вложена в казначейские векселя и он мог по крайней мере получать процент с векселей и, может быть, даже 10 – 20% или больше на регулярных товарных торгах. В течение нескольких следующих месяцев он снял со счета четырнадцать с половиной тысяч долларов, считая, что его взнос по-прежнему составляет восемьдесят пять тысяч, а он снимает со счета только проценты и доходы. Но когда через восемь месяцев кто-то наконец удосужился просмотреть его счет, там оказалось только сорок одна тысяча. Он закрыл счет, потребовав немедленной ликвидации всех контрактов. На следующий день на его счету осталось всего семнадцать тысяч.
По странному совпадению, один из руководителей «Конти», человек по имени Терри Баллард, когда-то работал в лондонской «Эс-эн-дабл ю коммодитиз». Эта компания в начале 1984 года сменила название на «Саншайн майнинг оф Ландон лтд.» и была дочерней фирмой «Саншайн майнинг корпорэйшн», которая несколько лет назад сыграла немаловажную роль в попытке братьев Хант прибрать к рукам мировой рынок серебра. С тех пор «Саншайн» закрыла свои офисы в Лондоне и Нью-Йорке, забросила товарные сделки и вернулась обратно в Техас заниматься своим основным делом, обозначенным в ее названии («майнинг» – добыча полезных ископаемых. – Примеч. пер.). В 1981 году группа разъяренных инвесторов – в основном из Англии, Северной Ирландии и Западной Германии – обвинила «Эс-эн-дабл ю коммодитиз» в том, что с их брокерских счетов исчезло несколько миллионов фунтов. Но власти не смогли начать уголовного преследования, потому что эти обвинения не были подкреплены доказательствами. Официальное объяснение заключалось в том, что Баллард потерпел неудачу на нескольких сделках с сахаром, вот и все.
Плохо только, что с Баллардом это случилось не в первый раз.
Что ж, таковы условия этой игры.
Несмотря на то что торговцы товарами пытаются убедить публику в обратном, контроль за брокерской товарной торговлей совсем не так строг. Американская комиссия по фьючерсным сделкам, конечно, имеет над брокерами некоторую власть, но далеко не такую, какую имеет, допустим, американская ассоциация зубных врачей над зубными врачами. Даже проведенная в 1986 году так называемая «большая» модернизация лондонского Сити и всевозможные перемены, направленные на саморегуляцию торговых операций, оказались недостаточными, чтобы защитить публику от зачастую неразборчивых в средствах торговцев. Впрочем, нужно еще раз заметить, что большинство торговцев торгуют честно. Но крупные прибыли, которые можно получить на товарных операциях, всегда связаны с огромным риском понести не менее крупные убытки.
Дело в том, что любому торговцу, который по-настоящему знает свое дело, очень легко сделать, чтобы очки, заработанные его клиентами, превратили их в миллионеров в минусе.
Например, так.
Торговец работает в нью-йоркской компании «Нечестная торговля» и занимается операциями с брокерскими счетами. У него есть знакомый, работающий в лондонской компании «Нечистоплотные товарные операции лтд.», и свой собственный счет там же. Кроме того, у него есть еще один знакомый в нью-йоркской компании «Сомнительные сделки» и собственный счет в этой компании. Поскольку, как мы уже говорили, в итоге товарных операций всегда получается ноль и на каждого выигравшего приходится проигравший, то торговцу из «Нечестной торговли» нужно всего лишь ориентировать свой счет в «Нечистоплотных товарных операциях» против торговых операций клиентов в Лондоне и попросить «Сомнительные сделки» сделать то же самое в Нью-Йорке. Так как цифры арбитража всегда в его пользу, то клиенты всегда будут в проигрыше, в то время как он будет получать прибыль и в Нью-Йорке и в Лондоне. Вот как это просто.
Забавно, что именно «Конти коммодитиз» (очевидно, для приманки новых клиентов) не так давно дала в газеты серию рекламных объявлений о правилах игры.
Среди прочих там были такие рекомендации:
не торгуйте по слухам;
стоять в стороне – тоже позиция;
не засиживайтесь на хорошем рынке – иначе вы не заметите, как оказались на плохом;
большинство людей предпочитают скорее иметь (играть на повышение), чем быть должником (играть на понижение), – такова человеческая природа. Но рыночная природа другая. Поэтому нужно понять, что в рыночной торговле можно (и нужно) иногда играть на понижение.
Но самое лучшее, пожалуй, это:
помните, что трусость, жадность, невежество, щедрость, глупость, нетерпение, самообман и т.д. могут обойтись вам гораздо дороже, чем капризы рынка, и что универсального метода для устранения влияния этих факторов не существует.
Неудивительно, что мир наводнен миллионерами со знаком минус, добившимися этого звания на товарных операциях.
И так было всегда.
В 1849 воду вся Америка услышала крик «эврика!» – в холмах Калифорнии было обнаружено золото.
И подобно десяткам тысяч других искателей богатства, Исаак Фридлэндер подался на Запад.
Этот крупный молодой человек (говорят, что его рост был шесть футов и шесть дюймов, а вес – почти триста фунтов) родился в Германии и был привезен в Америку еще ребенком. Он вырос в Южной Каролине. Это был еще и довольно толковый молодой человек, потому что сразу же по приезде в Сан-Франциско он оценил ситуацию и понял (почти так же, как и Роуленд Мэйси), что, когда все рвутся промывать золото, есть возможность заработать деньги в других сферах, находящихся как бы в стороне. Одной из таких сфер была хлеботорговля. Золотоискатели, которые спускались с холмов, чтобы пустить по ветру свой золотой песок, были не очень озабочены высокими ценами. Фридлэндер для начала пролез в этот вид бизнеса в качестве посредника и стал медленно, но уверенно прибирать рынок к рукам.
В 1852 году, скупив всю поставку муки в Сан-Франциско, он смог увеличить цены на хлеб настолько, что стал миллионером.
Чтобы укрепить свои позиции (по крайней мере он думал, что укрепляет их), Фридлэндер построил мучные фабрики и зернохранилища. Когда между Калифорнией и Великобританией неожиданно развернулась активная торговля зерном, он стал экспортером, торговцем и производителем. Он внедрился почти во все виды операций с зерном – от производства до транспортировки. А когда выяснилось, что состояние морских перевозок из Сан Франциско в Англию не удовлетворяет его требованиям, он стал еще и корабельным магнатом. Причем довольно скоро занял в этом деле настолько сильные позиции, что мог диктовать расценки на фрахт. Как только на сцене появлялся конкурент, Фридлэндер без труда выживал его.
Но все его деньги были связаны с зерном.
И в один прекрасный день 1877 года рынок зерна рухнул.
Фридлэндер попал в очень тяжелое положение. У него оказалось слишком много яиц в одной корзине. Цены обернулись против него. Огромные партии зерна, которыми он располагал, стали слишком дорогими. Он не мог выполнить своих обязательств. Пирамида развалилась, и Фридлэндер был полностью разорен.
Ровно двадцать лет спустя мир узнал о еще одном коммерсанте, разорившемся на товарных операциях.
Двадцативосьмилетний Джо Лейтер, сын Леви Лейтера, одного из основателей универсального магазина «Маршалл филд» в Чикаго, вбил себе в голову, что сможет прибрать к рукам весь рынок пшеницы в стране.
Он вошел в игру осенью с миллионом долларов, принадлежавших его папаше, и все казалось ему простым и легкодостижимым. Миллион долларов может принести десять миллионов на срочных сделках. Все, что требуется, – скупать контракты до тех пор, пока ему не удастся поднять цены, а затем продавать. Разве это сложно? Поэтому в течение следующих нескольких месяцев он скупал все срочные контракты на пшеницу, какие только мог найти.
Время вроде бы было выбрано оптимально. Европа и Индия сообщали о плохих урожаях. Цены на пшеницу не могли не подняться. Удача была на его стороне, и он продолжал скупать.
Но главную ставку он делал на зиму.
Каждый, кто бывал в Чикаго зимой, по собственному опыту знает, что это верная ставка.
Зимой в Чикаго холодно. Очень холодно. И ветрено. Ветер приходит с озера Мичиган. На местном негритянском сленге этот ветер называют «ястребом», и если вы решили прогуляться по берегу озера, держитесь за специальные перила, потому что «ястреб» может сбросить вас в воду. И еще в Чикаго зимой много снега. Целые горы. Холод и ветер превращают снег в лед, и весь Чикаго становится огромной глыбой смерзшегося льда. Современные снегоочистители работают достаточно эффективно, но и сегодня, когда приходит шторм с озера, жизнь в городе замирает. А представьте себе, как все это выглядело в начале века.
В первые месяцы 1898 года казалось, что Лейтер не может проиграть. Как и следовало ожидать, Великие Озера замерзли, баржи встали на прикол до весны и доставить пшеницу в Чикаго было невозможно.
Как и следовало ожидать, цены взвились до небес.
Но, как мы помним, в товарных операциях доход одного – это убыток другого. И в этом случае прибыль Лейтера шла непосредственно из кармана Филипа Армора.
Семейным бизнесом Арморов было мясо, его упаковка и крупы. Тогда (как и сегодня) это был очень ответственный бизнес, накладывающий серьезные обязательства. Армор знал, что делает погода с ценами на пшеницу, и понимал, что ему дорого обойдется, если он будет просто сидеть в своем офисе и ждать, когда наступит оттепель. Поэтому он решил попытаться хотя бы снизить убытки. Сколько бы пшеницы ему ни удалось раздобыть – это было лучше, чем ничего. Он приказал капитанам судов, перевозящих зерно, прокладывать дорогу через замерзшие озера динамитом. Естественно, он предложил за это дополнительную плату.
Каждый корабль, дошедший до Чикаго, буквально вынимал деньги из кармана Лейтера.
Цены на пшеницу упали до менее одного доллара за бушель. Лейтеру удалось поднять их до 1,83 доллара. Но внезапно, как гром среди ясного неба, правительство объявило, что весенний урожай пшеницы ожидается рекордным. Лейтеру надо было вовремя вспомнить известный совет Меера Ротшильда: «Получая прибыль, никогда не разоришься». А теперь, когда цены на пшеницу падали, Лейтер остался с огромным количеством слишком дорогой пшеницы на руках. Он потерял десять миллионов долларов.
Между прочим, у этой истории есть небольшой, но довольно забавный постскриптум. Сестра Лейтера, Мэри, вышла замуж за англичанина по имени Джордж Керзон, который ко времени описываемых событий стал лордом Керзоном, вице-королем Индии. В те дни вице-король должен был иметь собственные средства к существованию. Мэри рассчитывала, что им помогут деньги семьи, но Джо потерял большую их часть, и Керзону чуть было не пришлось отказаться от должности.
Еще одним зерновым магнатом, потерпевшим тяжелую неудачу, был Эдвард У. Кук.
Почти все называли его Нэдом. Он начинал хлопковым брокером в Мемфисе, штат Теннесси, и до шестидесятых годов работал в компании своего отца «Кук энд К'» – пока не смог убедить своего старика переориентироваться с хлопка на сою. Его дебютом на новом поприще была покупка двенадцати тысяч бушелей, на которой он умудрился потерять четырнадцать тысяч долларов. Однако он решил взяться за дело всерьез и, не стыдясь того, что ему уже скоро стукнет сорок, начал где только можно обучаться торговле зерном. Когда в 1967 году его отец отошел от дел, Кук вложил двенадцать миллионов долларов в постройку элеватора на берегу Миссисипи в тридцати милях к северу от Нового Орлеана. Для компании с капитаном в десять миллионов это была непосильная нагрузка, и он стал искать возможности справиться с этой проблемой.
Он нашел решение прямо в Мемфисе в лице компании «И. Л. Брюс энд К'».
Эта компания, по праву заслужившая весьма скандальную известность, занималась настилкой полов из твердых пород дерева. Меньше десяти лет назад цена ее акций была вполне приемлемой – семнадцать долларов за акцию, но вдруг ни с того ни с сего она стала резко подниматься. Весной 1958 года за очень короткое время она подскочила до головокружительной высоты в 190 долларов. В один из дней стоимость акций поднялась сразу на сто долларов. Это произошло в результате борьбы за перекупку компании, приведшей к тому, что почти все акции оказались в одних руках. Почти как в случае со «Штуц» и «Пиггли Уиггли» полстолетия назад. Но не совсем так. Во всяком случае, за три-четыре месяца цена на акции снова упала и держалась на одном уровне до 1962, года, когда «И. Л. Брюс энд К'» опять попала на первые, страницы газет. Оказалось, что человек, контролировавший компанию, некто по имени И.М.Гилберт, очень срочно решил отправиться в отпуск в Бразилию. И чтобы не скучать на пляжах Ипанемы, прихватил с собой два миллиона долларов.
Когда Кук положил глаз на «И. Л. Брюс энд К'», она была на последнем издыхании, но все еще стоила в три раза дороже, чем «Кук энд К'». И, что было совсем замечательно, у нее имелись наличные деньги. Поэтому он провернул довольно замысловатую перекупку компании, что привело к созданию компании «Кук индастриз», которую он акционировал в 1969 году.
В первый год они терпели убытки. В следующем году немного заработали – немного, но все же заработали. Еще через год затраты стали окупаться. Кук отличался нетрадиционными методами работы. Однажды он вызвал четырех сотрудников, кандидатов на повышение, и попросил каждого написать рекомендацию одному из трех других. При этом у него было типично южное обаяние – оно и помогло ему в 1972 году добиться решающего перелома. Он продал русским почти сорок миллионов бушелей сои за 225 миллионов долларов. Советы и раньше покупку зерно в Америке, но сою они купили впервые. Хотя Кук получил на этом всего-то 1 – 2%, сама сделка принесла ему известность.
Доходы «Кук индастриз» подскочили с 3,6 миллиона долларов в 1972 году до 46,2 миллиона в 1974.
Какое-то время ему не удавалось ничего напортить. За несколько месяцев цены на сою поднялись с 3,4 доллара за бушель до тринадцати. По оценкам, только на этом Кук заработал десять миллионов долларов. Кроме того, он заключил контракт на аренду элеватора, когда аренда еще стоила около десяти центов за бушель, и смог ее продать, когда стоимость аренды поднялась до семидесяти пяти центов.
Его прибыль до вычета налогов приблизилась к отметке семьдесят пять миллионов долларов.
А затем рынок зерна свернулся.
Однако, в отличие от Фридлэндера и Лейтера, Кук занимался и другими делами, включая страховку. Но тут в самый неподходящий момент большая группа экспортеров зерна была поймана на обвешивании. Участие в этом самого Кука не было доказано, чего нельзя сказать о «Кук индастриз». Так же как и о «Конти» или «Бандж». Как выяснилось, операторы элеваторов постоянно обсчитывали клиентов в пользу своих компаний и недовешивали зерно, предназначенное для отправки по морю. Кажется, даже существовали инструкции, предписывавшие при отправке в порты развитых стран недогружать до восьмой части процента от общего веса. Процент, конечно, невелик, но за несколько отправлений набегало вполне приличное количество. А при отправке в порты стран третьего мира, где оборудование для взвешивания было не слишком точным, операторы элеваторов недовешивали до 1,5%. Правительство Соединенных Штатов положило этому конец. Замешанные в деле компании отказались от сопротивления и получили все, что им причиталось. Наиболее активные участники хищений были осуждены и посажены в тюрьму.
Но законники почуяли, что пахнет жареным. На «Кук индастриз» были поданы многочисленные иски, в том числе и иск от американского правительства на сумму двадцать четыре миллиона долларов. Стоимость акций компании упала ниже половины номинала. Торговые убытки переливались через край и за три квартала достигли двадцати семи миллионов долларов. Кук был вынужден продать «И.Л. Брюс энд К'». В отчаянье он попытался отыграться на срочных сделках, но потерпел убытки. Он купил новые контракты. И опять потерпел убытки. Он не смог вернуть свои деньги. Чем больше он играл, тем больше проигрывал. Когда карта не идет, нужно прекращать игру. Но он не смог остановиться и продолжал играть. Никто не знает, сколько миллионов он потерял на срочных контрактах, но этого оказалось достаточно, чтобы ситуация стала необратимой.
В июне 1977 года Нэд Кук попросил приостановить торговлю его акциями. Он потерял королевское состояние и обанкротил свою компанию.
Рассказывают, что в тот вечер, когда об этом было сообщено, в Далласе произошел довольно любопытный телефонный разговор. Один репортер якобы позвонил миллионеру Банкеру Ханту и спросил, что тот думает о бесславном конце Нэда Кука. Хант спросил, будет ли его ответ записан на пленку. Репортер ответил утвердительно. Тогда Хант ответил: «Я считаю, что Нэд Кук – настоящий джентльмен, и я очень сожалею о том, что с ним произошло». После этого репортер выключил магнитофон и повторил свой вопрос. И тогда Хант якобы ответил: «Так и надо этому говнюку».
Это случилось незадолго до того, как многие стали говорить подобные вещи и о самом м-ре Ханте.
В начале семидесятых годов, перед тем как арабы выпустили из бутылки джинна мировых цен на нефть, серебро стоило около двух долларов за унцию. Понимая, что серебро является сырьем первостепенной важности как для электроники, так и для фотографии, Банкер и его брат Герберт решили, что они могли бы совместить приятное с полезным, прибрав к рукам весь рынок серебра.
Их отец, Хант, нефтяной спекулянт и игрок, почти наверняка послужил прототипом Джока Ивинга в телесериале «Даллас». Было, правда, одно существенное отличие: старый Хант был так богат, как не снилось никому из Ивингов. И, быть может, подлее их. Он умер миллиардером в 1974 году, когда в Америке миллиардеров было не так уж много. Спустя двенадцать лет в список пяти самых богатых людей Соединенных Штатов (естественно, все они были миллиардерами) входили двое членов семьи Хант. Вдобавок еще пятеро членов семьи Хант оставили только семерым из пятнадцати его детей различной собственности на три миллиарда долларов.
Незадолго до смерти отца Банкер и Герберт начали скупать серебро. Рассказывают, что Банкер как-то наткнулся на книгу под названием «Доходы от серебра в семидесятых годах», которая и пробудила его неподдельный интерес к этому металлу. В книге предсказывалось, что рано или поздно серебро станет цениться дороже золота, и, разумеется, такая перспектива не могла отпугнуть Банкера и Герберта, независимо от того, кто вбил эту идею в их головы.
В декабре 1973 года, когда братья Хант имели контракты на тридцать пять миллионов унций, цена стала подниматься с 2,90 доллара все выше и выше. Менее чем за два месяца она достигла 6 7 доллара. Братья Хант считали, что им без особых усилий удалось достичь желаемого. Но они не знали, что мексиканское правительство владело пятьюдесятью миллионами унций серебра, закупленного по цене дешевле двух долларов. При цене серебра 6,7 доллара за унцию мир из Мексико-Сити выглядел весьма радужно, и правительство решило, что пора получить прибыль. Мексиканцы наводнили рынок своим серебром. Стоимость его упала до четырех долларов.
Войдя во вкус этого дела, братья спокойно продолжали скупать серебро в течение еще четырех лет.
В одни периоды они были более активны, в другие – менее. Помимо этого они занимались и другими товарными операциями и одно время даже уделили внимание сое.
К 1979 году братья Хант вместе с королевской семьей Саудовской Аравии в качестве партнеров и при поддержке брокерских компаний вроде «Конти» и «Саншайн» владели или контролировали через другие компании несколько сотен миллионов унций серебра.
Когда они сделали первый решительный шаг, цена серебра была около шести долларов за унцию.
К октябрю консорциум владел более чем 25% всех акций на серебро на Нью-йоркской товарной бирже и пятью из каждых восьми акций на серебро на бирже «Чикаго борд оф трейд».
В концу года они взвинтили цены до девятнадцати долларов за унцию, что увеличило их капитал более чем втрое. Но этого показалось им недостаточно. В феврале – марте 1980 года они сделали заем на чудовищную сумму в 1,3 миллиарда долларов (говорят, что это составило 9% от общей суммы займов, сделанных в Америке за этот двухмесячный период) и всадили его в серебро, взвинтив цену до сорока девяти долларов.
Такие резкие колебания цен всегда беспокоят тех, кто управляет биржами. Поэтому на заседании совета Нью-йоркской товарной биржи был поднят вопрос, как вернуть стабильность рынку серебра.
В то время когда братья Хант скупали контракты, требования к обеспечению контрактов не превышали тысячи долларов за контракт. Каждый контракт заключался на пять тысяч унций. При цене два доллара за унцию тысяча долларов составляла 10% от суммы контракта. При цене сорок девять долларов этот процент становился смехотворным, и на заседании было решено поднять ставку обеспечения контракта. Это рассматривалось как экстраординарная мера, и, хотя в начале ставка росла медленно, в конце концов она достигла шестидесяти тысяч долларов еще до того, как было введено правило под названием «только ликвидация», что означало запрет на покупку новых контрактов. В операционных залах было разрешено только закрывать уже заключенные. Это быстро затормозило операции с серебром.
И быстро поставило братьев Хант в тяжелейшее положение.
Цены на серебро стали падать.
А как только это произошло, к братьям Хант стали поступать требования о возврате наличных. Они покупали серебро на деньги, взятые в долг, а затем использовали это серебро под обеспечение новых займов. Теперь, поскольку это обеспечение стало падать в цене, банки хотели его увеличить. 25 марта нью-йоркская инвестиционная палата «Бах Хэлси Стюарт Шилдз» предъявила; братьям Хант требование на 135 миллионов долларов.
Братья Хант не могли его удовлетворить.
Инвестиционная палата потребовала распродажи принадлежащих братьям резервов серебра, с тем чтобы они могли выполнить свои обязательства.
Шлюзы открылись. Серебро выплеснулось на рынок. Контроль над ценами больше не принадлежал братьям Хант.
Они владели тысячами долгосрочных контрактов только чтобы выплатить эти долги, им пришлось продать восемь с половиной миллионов унций серебра, плюс нефть и газ на общую сумму почти четыреста миллионов долларов.
Оказавшись на грани краха, Банкер и Герберт решили пойти на крайнюю меру. Они отправились в Вашингтон, чтобы попытаться получить у правительства заем, который спас бы их личные банковские счета. Конечно, простому смертному это не пришло бы в голову. Попробуйте позвонить в министерство финансов и попросить несколько долларов, потому что вы слегка поиздержались к концу месяца. А Банкер и Герберт, если говорить начистоту, сделали именно это. Единственное отличие заключалось в том, что в обмен на подаяние они обещали быть хорошими мальчиками. Во-первых, заявили они, у нас все еще имеется шестьдесят три миллиона унций серебра и, если мы выбросим их на рынок, произойдет катастрофа. Во-вторых, продолжили они, вот список крупнейших американских банков, которые пойдут ко дну, если мы с вашей помощью не выплатим им долги.
И чтобы поддержать семью Хант на плаву, правительство Соединенных Штатов выдало им беспрецедентный долгосрочный заем в миллиард долларов.
Некоторые уроки порой обходятся слишком дорого и ученикам и учителям.
Но другие обходятся еще дороже.
В октябре 1985 года у организации, о которой большинство людей никогда не слышало, кончились деньги.
Она называлась Международный совет по олову.
Как? Совершенно верно: Международный совет по олову.
Это было что-то вроде торгово-закупочного картеля, в который входило двадцать две страны и единственная цель которого заключалась в поддержании высоких цен да олово. В семидесятых годах ему это неплохо удавалось.
Но к началу восьмидесятых производство олова превысило спрос, и картель вышел на рынок, чтобы поддержать эти раздутые цены. У него был резервный запас олова, который они быстро увеличивали, если цены падали, и потом постепенно распродавали, чтобы не подрывать рынок.
Дилеры Лондонской биржи металлов (основного рынка олова в мире) знали, что Международным советом по олову владели и управляли правительства входящих в него стран (включая Великобританию), и поэтому все беспокоились о ценах. Ведь принято считать, что правительства не отказываются от своих долговых обязательств. В крайнем случае такое могут себе позволить серьезные страны третьего мира, но уж никак не правительство ее величества.
Итак, правительства двадцати двух стран-участников держало фонды, а Лондонская биржа металлов спокойно занималась своим делом. Дилеры знали, что, если цены упадут, они всегда смогут из-под полы продать Международному совету по олову долгосрочные контракты, и беспокоиться будет не о чем.
Но вот настал октябрь 1985 года.
И тут выяснилось, что Международный совет по олову должен банкам и дилерам Лондонской биржи металлов девятьсот миллионов фунтов стерлингов и не в состоянии их выплатить.
Но Международный совет по олову – междуправительственная организация, считали на Лондонской бирже металлов, значит, правительства раскошелятся.
Однако оказалось, что дело обстоит не совсем так. Выдвигались различные предложения, но ни одно из них не могло решить проблему, потому что ряд правительств, членов совета, заявили: нам очень жаль, но мы не будем платить.
Но договор есть договор, пытались спорить дилеры, ваше слово – это ваше обязательство.
Возможно, отвечали правительства, но что поделаешь? Договор договором, а денег-то нет. Так что извините.
В октябре, когда торговля оловом была приостановлена, его средняя цена была немногим больше восьми тысяч фунтов за тонну. В марте 1986 года Лондонская Биржа металлов наконец установила цену в 6250 фунтов и возобновила торговлю. Это была горькая пилюля, потом что из-за перепада цен тринадцать членов Лондонской биржи металлов безвинно потерпели убытки на 140 миллионов фунтов. Еще одиннадцать компаний, не являющихся членами биржи, должны были взять на себя еще сорок миллионов фунтов убытков.
Причем эти суммы рассчитывались исходя из цены в 6250 фунтов за тонну. Но (такова специфика товарных операций) как только эта цена была объявлена и торговля возобновилась, цены на олово упали ниже 4800 фунтов за тонну.
Выходит, что в товарных операциях порой нельзя доверять даже правительствам.
В начале века Карлос Бьянчи покинул Италию и отправился в Новый Свет, где сменил имя Карлос на Чарльз и фамилию Бьянчи на Понси.
К концу первой мировой войны, когда его уже называли Понци и он уже отсидел свое в монреальской тюрьме за подделку чека, он жил в Бостоне и только что открыл для себя волшебный мир международных почтовых купонов.
Эти купоны существуют до сих пор и используются для оплаты почтовых расходов в одной стране валютой другой страны. Это международный аналог отправки чистого конверта с маркой и собственным адресом для ответа. Житель Германии не может купить марку, чтобы оплатить ответ из Франции. Поэтому он покупает купон в своем почтовом отделении и отсылает своему корреспонденту, который использует его для оплаты ответного почтового отправления.
Однажды, где-то в 1919 – 1920 годах, Понци обнаружил, что международный почтовый купон, присланный ему из Италии, был на самом деле куплен в Испании.
Понци сообразил, что поскольку правительства устанавливали цену купонов на основе фиксированного курса валют, а реальный курс, как известно, может меняться, то стоимость купона, полученного им, составляла около 15% от реальной стоимости американских марок, которые он мог за него получить. Другими словами, такой бизнес сулил более 600 % чистой прибыли.
Считая, подобно многим другим аферистам, что компания с благозвучным названием располагает к доверию, он назвал свою лавочку «Зи секьюритиз энд Иксчендж компани» или «СЕК» (аббревиатура, совпадающая с аббревиатурой американской комиссии по ценным бумагам и биржам. – Примеч. пер.).
Идея заключалась в том, чтобы убедить инвесторов дать деньги на покупку международных почтовых купонов в странах вроде Испании, где установленный для купонов курс обмена был выгоден. Затем он собирался обменять эти купоны на американские почтовые марки, которые можно было бы оптом продавать компаниям, ведущим большую переписку. Он обещал инвесторами 40 % прибыли за каких-то три месяца.
Первое время деньги ему давали неохотно и их было немного. Однако их хватило, чтобы начать дело. Через два месяца он уже обещал инвесторам 100% прибыли вместо прежних сорока.
Теперь он уже не успевал считать поступления.
В хорошие дни «СЕК» получала по несколько сотен тысяч долларов в день. Понци в короткий срок стал на столько богат, что через шесть месяцев смог купить не только крупную долю в «Ганновер траст компани» (сегодня известную под названием «Мануфекчурерз Ганновер траст К'»), но и перекупить бостонскую экспортно-импортную компанию «Дж. Р. Пул энд К'».
Но в конце июля 1920 года одна бостонская газет, стала проявлять излишнее любопытство. Она утверждала, что Понци просто не мог покупать такое количество международных купонов, о котором он говорил, потом что в таких объемах их было невозможного продать. Инвесторам, которые теперь торопились получить назад свои деньги, были выплачены проценты и выданы чеки компании «Ганновер траст компани» на сумму их вклад, Понци уверял их, что все идет хорошо. Однако в конце концов он признался, что вся эта история с международными почтовыми купонами была только ширмой.
В августе газеты писали, что долги Понци составляют миллионы долларов, что карточный домик закачался.
Но он оставался спокойным и уверенным в себе. Он подал на газету «Бостон пост» иск о клевете на сумму пять миллионов долларов и тут же объявил о создание международного инвестиционного синдиката с капиталом сто миллионов долларов.
Затем комиссия по банкам штата Массачусетс закрыла «Ганновер траст компани» для расчетов по чекам Понци. Бостонские газеты вспомнили о прошлых конфликтах Понци с канадскими властями. Аудиторы прошлись частым гребнем по бухгалтерским книгам «Ганновер траст компани» и обнаружили, что объем законниц сделок был весьма невелик – всего на сумму тридцать долларов – и что Понци, по сути дела, даже не приступал к реализации своей идеи о международных почтовых купонах. Ирония заключается в том, что эта идея могла бы и сработать.
В результате Понци оказался миллионером в минусе на общую сумму в три миллиона долларов.
Он провел несколько лет в массачусетской тюрьме, был освобожден под поручительство и бежал во Флориду, где занялся недвижимостью, что в очередной раз привело его за решетку. В 1930 – 1931 годах он был депортирован в Италию, оттуда отправился в Бразилию. Там он и умер без гроша в кармане.
Но его наследство – «схема Понци» – осталось.
Призрак Понци жив.
Иногда он напоминает о себе в виде писем по цепочке.
«Дорогой друг!
Письма по цепочке – это верное дело. За последние двадцать пять лет десятки тысяч таких же людей, как и ты, заработали небольшие состояния, вложив один доллар и не дав цепочке прерваться. Вам нужно только сделать десять копий этого письма, поставить свое имя последним в списке и отослать один доллар тому, кто стоит в этом списке первым. Затем отошлите эти письма десяти своим друзьям. Каждый из них, в свою очередь, отошлет письмо еще десяти друзьям, добавив свое имя в конец списка и выслав один доллар тому, чье имя стоит первым. Через несколько недель вы получите по почте не меньше ста тысяч долларов. Эта схема проверена. Пожалуйста, не дайте цепочке прерваться».
В конце письма есть список из пяти имен. Вы должны вычеркнуть верхнее имя и добавить в конец списка свое собственное. Это означает, что ваше имя попадет к десяти людям, которые затем разошлют по десять копий письма, где вы будете уже на четвертом месте в списке, т.е. всего сто писем. Затем это количество умножается еще раз на десять, затем еще раз на десять, и когда ваше имя оказывается на первом месте, таких писем должно быть сто тысяч.
Но беда в том, что слишком много людей разбивают цепочку, и те, чьи имена были в конце списка, не получают ничего. Именно поэтому в некоторых странах (в частности, в Соединенных Штатах) подобные появления призрака Понци расцениваются как федеральное преступление из области почтовых мошенничеств.
Но призрак Понци может появиться и в другом обличии. Например, в виде продажи лицензий на распространение товара.
Человек, называющий себя распространителем норкового масла, имеет право продать десять лицензий на распространение. Каждый из этих десяти распространителей продает еще по десять лицензий. Никто из них, собственно, не обязан продавать норковое масло – чем бы оно ни было и для чего бы ни применялось, – хотя каждый распространитель обеспечивается рекламными буклетами и характеристикой продукта. Продукт может даже существовать в действительности, на тот случай, если одному из «распространителей» понадобится его продать кому-нибудь, чья норковая шуба вдруг заскрипела. Но трюк очевиден. Пока цепь не прервана, люди, чьи имена стоят первыми в списке, получают деньги. И только когда не осталось больше тех, кто мог бы купить лицензию на распространение, проигравшие начинают удивляться, почему такое замечательное капиталовложение ничего не приносит.
Поскольку первая заповедь инвестора гласит, что прибыль находится в прямой зависимости от риска, в поскольку товарные операции могут обеспечить большую прибыль, всегда найдутся люди, готовые пойти на большой риск ради большой прибыли.
Таким образом, товарные операции – по сути дела, тоже только один, и, может быть, самый совершенный, вариант «схемы Понци».
Как сказал П.Т. Барпум, каждую минуту рождается по молокососу.
В начале семидесятых годов призрак Понци появился снова, воплотившись в Гарольда Голдстейна, из «Голдстейн, Самуэльсон инк.», что на бульваре Уилшир, в Беверли-Хиллз, штат Калифорния – в той местности, где обитают только банки, брокеры и психиатры.
Считавшийся одним из лучших торговцев товарными опционами, единоличный владелец «Голдстейн, Самуэльсон инк.» обещал своим клиентам-инвесторам невероятные прибыли. И в Южной Калифорнии, где денет куры не клюют, у Голдстейна не возникало трудностей с поиском клиентуры. В хорошие дни с утренней почтой приходило от восьмисот тысяч до миллиона долларов.
И к счастью для Голдстейна, в природе не существовало ни м-ра Самуэльсона, ни кого-то еще, с кем нужно было эти деньги делить.
Из его записей явствует, что в 1972 году он продал опционов на сумму сорок два миллиона долларов и почтя столько же за первые два месяца 1973 года. Плохо было только то, что по большей части это были вымышленные опционы.
Голдстейн стал мультимиллионером при помощи оригинального и очень ловкого трюка. Зная множество Душераздирающих историй о разорениях на срочных товарных сделках и понимая, что люди уже устали от огромного риска, который является составным элементом этой игры, он придумал безопасную схему. Он предложил клиентам возможность застраховать свой вклад от убытков. В своем рекламном проспекте он обещал: в лучшем случае вы получите хорошую прибыль, а в худшем – ничего не потеряете, потому что вклад будет застрахован.
Даже на бумаге это выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Располагая огромными суммами, поступающими к нему ежедневно, Голдстейн мог не беспокоиться о выплатах, потому что мог заплатить одним инвесторам деньгами других. После ареста он признал, что в самом начале еще занимался торговыми операциями, «но когда продаешь больше серебра и кофе, чем биржи, то поневоле начинаешь использовать новые премии для оплаты старых».
Что же касается страхования контрактов (внимание, сейчас будет сюрприз!), то его вообще не существовало.
Голдстейн выдоил из Беверли-Хиллз и семидесяти пяти других районов страны, в которых располагались его офисы, семьдесят шесть миллионов долларов.
И все это до того, как ему исполнилось двадцать девять лет.
В 1973 году перед лицом судебных исков на пятьдесят миллионов долларов он смог добиться, что его призвали виновным только в трех случаях почтового мошенничества, и был приговорен к пятнадцати годам тюремного заключения (вместо восьмидесяти лет, как первоначально предложило «большое жюри») и к штрафу в три тысячи долларов. Пятнадцать лет каким-то непостижимым образом превратились в восемнадцать месяцев, отсидев которые он уже через год снова оказался на скамье подсудимых – на этот раз за мошеннические операции с золотом.
Большие умы мыслят схоже, и пока предприимчивый Гарольд Голдстейн отсиживал свое в Беверли-Хиллз, в ста милях южнее, в Сан-Диего, его знамя уже держали надежные руки.
Говорят, что в Сан-Диего лучший климат во всех Соединенных Штатах. В зависимости от системы подсчет населения Сан-Диего иногда оказывается восьмым по величине городом Америки. Это прежде всего морской город. Огромная военно-морская база оказывает решающее влияние на все сферы городской жизни. Но это еще и процветающий курорт с великолепными пляжами и большим количеством площадок для гольфа на душу населения, чем какая-либо другая местность в США.
Когда в 1979 году Джерри Доминелли появился здесь, ему было тридцать восемь лет. Предыдущие годы он провел, кочуя по различным брокерским офисам, где не оставил о себе особо ярких воспоминаний.
Нэнси Гувер была на три года старше и тоже было брокером. Она работала в офисе «Ла Джола» компании «Бах», где и познакомилась с Доминелли. Они полюбили друг друга, организовали ее развод и вместе занялись бизнесом.
Он снимал офис в подвале мексиканского ресторане, а она вела в «Бах» торговые операции для его клиентов.
Они называли себя консультантами по товарным операциям, а свою компанию – «Дж. Дэвид энд К'».
Чтобы залучить клиентов, которые делали бы вклад на брокерские счета, Доминелли начал активно рекламировать свои способности. Он заявлял, что в 1977 год превратил пять тысяч долларов в пятьдесят. А в следующем году сделал из десяти тысяч долларов – восемьдесят четыре тысячи. А еще через год пятнадцать тысяч якобы обернулись тридцатью девятью.
Понемногу стали появляться клиенты, и он получил первые несколько счетов. Но ничего из ряда вон выходящего не происходило до тех пор, пока Доминелли не познакомился с одним автором, работавшим над книгой о товарных операциях. Доминелли наговорил ему с три короба о своих выдающихся достижениях, автор поверил и включил в книгу рассказ о его успехах (без упоминания имени).
Внезапно все пришло в движение.
Вкладчики стремились узнать, кто он такой (что им удивительно легко удавалось), и вкладывали деньги в его компанию.
Деньги полились рекой. На офисы, дома и машины были истрачены миллионы. Человек, написавший книгу и назвавший Доминелли гением, попал в совет директор компании «Дж. Дэвид энд К'». Доминелли открыл дочерние предприятия и создал сеть внештатных торговых агентов, которые искали для него клиентов, получая за это большие-комиссионные.
На протяжении более трех лет подряд он заявлял, что получает годовую прибыль 40 – 50%.
В 1982 году Доминелли обратил взоры на Лондон.
«Дж. Дэвид бэнкинг корпорэйшн» открыла офис в здании «Плантэйшн хаус» на Фенчерч-стрит, в самом сердце Сити. Доминелли рассчитывал, что такой солидный адрес привлечет к нему английских вкладчиков, мечтающих разделить с ним его впечатляющие трехлетние достижения в области прибылей. Но «Бэнк оф Ингленд» почуял неладное. У обитателей Треднидл-стрит нет никакого чувства юмора по отношению к компаниям, которые, не являясь банками, выдают себя за таковые. Банк выпустил недвусмысленное указание о прекращении и недопущении впредь незаконного использования компанией «Дж. Дэвид бэнкинг корпорэйшн» в своем названии слов, подразумевающих, что она является банком или траст-компанией.
Не теряя времени даром, Доминелли сменил название на «Дж. Дэвид интернэшнл».
Прикрывшись этим названием, он подал заявление на членство в лондонской бирже по срочным финансовым сделкам, но ему было отказано. Это выглядело странным, потому что в то время биржа сама активно искала новых членов. Через год он попытался купить там место за шестьдесят пять тысяч фунтов стерлингов и снова получил отказ. По регламенту биржа имеет право отказывать в членстве, если есть причины полагать, что кандидат не обладает достаточным опытом, безупречной репутацией или необходимыми средствами. Биржа так и не объяснила, почему она дважды отвергла Доминелли, но вполне вероятно, что они получили соответствующие рекомендации из «Бэнк оф Ингленд». Такое вмешательство не является чем-то необычным, но, как правило; осуществляется только в самых крайних случаях.
Этот случай был именно таким.
В 1984 году хорошие дни кончились. Произошло то, что обычно происходит со всеми подобными мошенниками. Вопреки заверениям Доминелли и его сверкающим рекламным брошюрам, сулившим огромные прибыли от рискованных вкладов, он в действительности вообще не проводил никаких деловых операций. Он просто тратил деньги на себя и весьма неохотно платил тем клиентам, которые настоятельно требовали закрыть их счета. Когда деньги перестали поступать, ему стало нечем платить. Банки отказывались принимать его чеки. Прошел слух, что у Доминелли появились проблемы. Кредиторы требовали свои деньги. Он не мог им заплатить. Пришли полицейские и закрыли его лавочку.
Джерри Дэвид Доминелли, человек, в чьем полном распоряжении было шестьдесят миллионов долларов чужих денег, полностью разорился.
|
